Наконец он заметил в углу горшок с патокой из сахарного тростника, и вдруг его лицо осветила сатанинская усмешка.
– Добей меня, разбойник! – продолжал умолять Пленвиль.
– Ладно, ладно, – кивнул Лефор. – Прикончу, только придется потерпеть, какого черта!
Он взял горшок и вылил содержимое на колониста; тот стал корчиться.
– Вот так! – удовлетворенно крякнул Лефор. – Отлично! Скоро муравьи доедят этого прохвоста.
Он направился к двери, через которую заглянула изнемогавшая от волнения Жюли.
– Идемте, милочка! – сказал он. – И забудьте все это. Видите, я уже обо всем этом не думаю!
Он обнял Жюли за талию и увлек ее к лошади, которая их ждала, пощипывая траву.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Сюрпризы капитана Лефора
Солнце стояло в зените, когда они прибыли во двор форта Сен-Пьер. Ив подхватил Жюли под мышки и опустил наземь.
– Милое дитя! – сказал он. – Подержите мою лошадь. У меня много дел, для вас это будет неинтересно.
Лефор оставил стремена и тоже спрыгнул на землю. Лагарен и Байярдель, давно ожидавшие его возвращения, при виде Лефора бросились ему навстречу. Байярдель подбежал к приятелю и, задыхаясь, сообщил:
– Четверть часа назад прибыла ее высокопревосходительство и сейчас же пошла навестить майора.
Лефор улыбнулся. Он положил руку приятелю на плечо и шепотом прибавил:
– Бог мой! Лишь бы на сей раз сердце ее не обмануло!
Он пожал плечами и обратился к Лагарену:
– Капитан! Я займу на время кабинет генерал-губернатора. Майора Мерри Рулза, должно быть, освободят после возвращения ее высокопревосходительства. Передайте госпоже Дюпарке, чтобы она непременно меня дождалась. А Мерри Рулза приведите ко мне.
Лагарен заверил, что все понял, и все трое направились к кабинету генерал-губернатора.
Жюли стояла во дворе, рядом с постом, держа под уздцы лошадь флибустьера. Она сжимала уздечку, словно опасалась, что кто-нибудь захочет отнять у нее лошадь. Все, что имело отношение к Лефору, принадлежало и ей. Жюли долго провожала его взглядом. Когда он исчез за низкими воротами, ведущими в форт, она почувствовала, как сжалось ее сердце: ей вдруг показалось, что Лефор снова покидает Мартинику. Возможно ли, чтобы вот так закончилась ее прекрасная мечта?
Жюли насупилась; впервые в жизни у нее пропало желание смеяться. Как она изменилась!
– Здравствуй, Жюли! – крикнул из будки стражник. – Здравствуй!
Она обернулась, вглядываясь в полумрак комнатушки, и с трудом узнала Сент-Круа. Жюли знавала его в те времена, когда состояла на службе у господина де Сент-Андре; он был тогда факельщиком и отчаянным бабником и не раз увлекал ее в придорожные канавы.
Сент-Круа вышел вперед. Жюли увидела, что он напялил форму старшего канонира.
– Здравствуй, милашка Жюли, – повторил он. – Ну что, по-прежнему боимся волка?
– Довольно шуток! – поджав губы, отвечала она. – Я вас знавала солдатом с алебардой. Что вы сделали со своей жердью?
– Милая барышня, ты же сама мне ее сломала, помнишь? Латюлип, будь он здесь, освежил бы твою память. Пришлось мне сменить пику на банник.
– С чем тебя и поздравляю!
– Я слышал, ты пристрастилась к дворянам? Может, люди лгут?
Жюли вспомнила о шевалье де Мобре и без особого волнения про себя подумала: о ее романе с Режиналем стало известно в форте. До чего болтливы бывают люди!
Сент-Круа подошел ближе и хотел было ущипнуть ее за подбородок со словами:
– Помнишь, как мы с Латюлипом оспаривали тебя друг у друга?
– Черти! – рассердилась она. – Вы меня тогда чуть не угробили, ни один из вас даже не подумал обо мне!
Она грубо расхохоталась; врожденная смешливость взяла свое. Тем не менее она успела ударить канонира по руке, и тот заметил с обидой:
– Одичала ты, сестричка!.. А чья это лошадь?
– Разве ты не видел, как мимо тебя прошел капитан Лефор?
Сент-Круа тоже рассмеялся:
– Что у тебя может быть общего с капитаном Лефором, куколка?
– Пока не знаю, – вздохнула она. – Теперь, похоже, наступил мой черед оспаривать его у других женщин.
– Вот это да! – присвистнул Сент-Круа. – Все женщины одинаковы, слово солдата! Все только и думаете о капитане, словно с ума посходили! Ты, значит, тоже?
– Да, – призналась она. – Но мне повезло больше: я вот еще и лошадь сторожу! И знай: за здорово живешь я ее не отпущу.
– Ладно, подожду, когда капитан уедет. Может, тогда повезет больше!
Она посмотрела ему прямо в глаза и, ударив себя в грудь кулачком, сказала с таким выражением, что у канонира пропала всякая охота шутить:
– Капитан прочно занял место вот здесь и останется там навсегда. Прощай, Сент-Круа!..
– Майор Мерри Рулз! – доложил стражник.
– Впустите! – приказал Лефор.
Он расхаживал по кабинету, задумавшись и сцепив руки за спиной. Флибустьер услыхал шаги майора, затем стук двери, притворенной стражником, но не повернул головы.
– Вам повезло, – заговорил он, не глядя на освобожденного пленника. – Не знаю, осознаете ли вы свое счастье, но знайте: изо всех окружавших вас мошенников в живых остались вы один. Вам известно, Мерри Рулз, что сталось с Сигали и Босолеем. Вы услышите первым о том, что Пленвиль разделил их участь. Демаре, кстати, тоже, но он не в счет. Короче говоря, майор, вы вышли из этого переплета целым и невредимым!
Впервые со времени появления Мерри Рулза в кабинете флибустьер подошел к нему и пристально на него посмотрел. Мерри Рулз и бровью не повел. Он был бледен и безвольно опустил руки. Ив приметил на его запястьях красные следы, оставленные кандалами.
– Вы не отвечаете? – спросил Лефор. – Вам нечего сказать?
Он снова отвернулся и заметался по кабинету, как зверь в клетке. В глубине души он забавлялся: ведь ему было известно, как Рулз переживает свое положение. Лефор не мог не позволить себе более впечатляющей мести и пользовался случаем помучить майора.
Он выждал некоторое время, но Рулз упрямо молчал.
– Вот что я вам скажу, майор… Вы поймете, что значит данное слово, даже когда его вырвали силой. Госпожа Дюпарке решила в соответствии с обещанием, которое вы заставили ее дать, просить его величество об амнистии виновных в бунте, в результате которого пострадал остров, а вместе с ним и сама госпожа Дюпарке. Вас помилуют, учитывая настойчивую просьбу этой восхитительной особы. Я же действовал так, чтобы королевское правосудие не совершило ошибки. Истинных виновных я уже наказал. Вас же я помилую, потому что меня за вас просила госпожа Дюпарке. Делаю я это против воли, сударь, поверьте! Милость, которую я вам оказываю, превращает меня в клятвопреступника! Ведь я поклялся отрезать вам уши…
Он невольно стал наступать на Мерри Рулза, и тот попятился перед грозным флибустьером.
– К несчастью, – немного спокойнее продолжал Лефор, – я обещал ее высокопревосходительству, что не стану вас калечить. Тем не менее вы заслуживаете наказания…
Он заметил, что Мерри Рулз вздохнул свободнее.
– Вот какое будет наказание: вы должны мне поклясться, что трижды в день станете прикасаться к своим ушам, которые я вынужден оставить как украшение на вашей отвратительной роже. Поглаживая себя по ушам, вы будете повторять: «У меня давно бы их уже не было. Лефор оставил их, чтобы я всегда помнил: я был предателем, но обязан исправиться!» Клянитесь!
– Клянусь! – едва слышно подхватил Рулз.
Лефор улыбнулся:
– Теперь вот еще что. Завтра день святого Людовика. Я бы хотел, чтобы этот королевский праздник совпал с другим, новым и искренним: клятвой верности ее высокопревосходительству. Вы это организуете. Принимайтесь за дело сию минуту. Вам возвращаются ваши права. Я хочу посмотреть, как вы справитесь…