- Ты не можешь говорить, а?
- Мне больно...
- Тем лучше! Можешь хоть на потолок лезть...
- Что вы собираетесь делать?
Он пожал плечами. Большинство людей имеют какой-то опыт общения с детьми, поскольку у них есть родные или двоюродные братья или сестры, либо они сами являются отцами семейств. Шателар же никогда не жил в семье, и ему не приходилось общаться с подростками. Он смотрел на Марселя, не понимая его и постоянно ворча:
- Ну ты и ловкач!.. Эта рука?
Марсель вскрикнул. Черт возьми! У него была сломана рука, и здорово сломана. Не переусердствовал ли Шателар, выкручивая ее, как будто вырывал тюремную решетку? Он же слышал, что хрустнула кость!
- А, это ты... - сказал он входящему врачу, своему другу. - Входи...
Закрой дверь!.. Ты тоже можешь войти, Одиль... Только сделай одолжение, сиди молча и не делай такого трагического вида.
Взволнованная, Одиль пробормотала:
- Что я должна делать?
- Сейчас ничего... Поди сюда, Бенуа... Этот маленький паршивец собирался мне устроить пакость... Ладно, не важно... Мне пришлось сбить его с ног, и, право слово, я не очень представляю, что я ему тут сломал. Если это возможно, для него самого было бы лучше, чтобы это не стало известно...
Понимаешь?
- Так это же младший Вио! - вскричала Оциль, узнав наконец раненого.
Слова были самыми обычными. Однако она произнесла имя Вио с таким недоумением, что доктор посмотрел на молодую женщину с изумлением, а Шателар не сумел удержаться от нервного смешка.
- Младший Вио, да!.. - повторил он. - Я давно знаю, что, стоит тебе открыть рот, как обязательно ляпнешь какую-нибудь глупость.
Он принялся мерить шагами комнату, стараясь не глядеть на происходящее.
Время от времени он приоткрывал бархатные шторы на окнах и глядел на оранжевый свет вывески своего кафе.
Парнишка все время стонал, издавая иногда нечленораздельные вопли, а Одиль подбадривала его обрывками ничего не значащих фраз.
Чтобы убить время, Шателар снял телефонную трубку и потребовал соединить с кинотеатром.
- Алло!.. Да, это я... Сколько продано мест?.. Небогато... Да, я сейчас спущусь...
Бенуа подошел к нему с не слишком обнадеживающим видом.
- Двойной перелом руки... Не очень-то это хорошо... Раз ты не хочешь отправлять его в больницу, будет лучше, если я приведу хирурга...
- Которого ты знаешь?
Бенуа пожал плечами.
- Ну, тогда делай что нужно... Я потом тебе объясню... Одиль даст все, что требуется.
Только сейчас, глядя в зеркало, он обратил внимание на свой вид. Он принялся переодеваться, умылся, не жалея воды и по привычке разбрызгивая ее чуть не по всей комнате.
Он выбрал костюм цвета морской волны, черный галстук, машинально заколол его жемчужной булавкой и испытал удовольствие, снова почувствовав себя чистым и с хорошо приглаженными волосами.
- Ты понял? - произнес он наконец, подходя к кровати, на которой перепуганный Марсель трясся от переживаний.
Юноша отвел взгляд, и Одиль пришлось принять умоляющее выражение: она, вероятно, думала, что Шателар снова впадет в гнев.
- У меня нет никакого желания идти рассказывать в полицию нашу историю, тем более что она не такая уж красивая... Тебе подправят руку, после чего ты уберешься от меня в другое место.
Одиль, которая решительно не могла молчать, прошептала с жалостью:
- Он плачет!
- Ну и ладно! Пусть поплачет...
После этого Шателар предпочел выйти, окунуться в привычную атмосферу своего кафе, где почти каждый посетитель был ему знаком.
Но он, должно быть, встал сегодня не с той ноги, потому что вдобавок ко всему и там испытал разочарование.
Обычно он чувствовал несомненное удовольствие, почти физическое удовлетворение, ощущая себя чистым, гладко выбритым, элегантно одетым, и расхаживал, пожимая руки, подсаживаясь за столики то здесь, то там, выступая арбитром при игре в белот или кости, болтая с каждым о пустяках.
Кафе, как и кинотеатр, особенно по пятницам, когда собирались все завсегдатаи, было его вотчиной, где он безраздельно царствовал, и никто не оспаривал его превосходства.
Развешанные повсюду зеркала отражали его снисходительную улыбку, непринужденные жесты.
Кто-то имел к нему поручения, другие о чем-то спрашивали совета, а недалеко от входа всегда крутились три-четыре красотки, за которыми он спокойно наблюдал.
Однако в этот вечер, надеясь избавиться от тягостных хлопот дня, он не ощущал в себе воодушевления, увлеченности, порыва. Он машинально проверил денежный ящик кассы, занялся киноафишей, потом уволенным накануне гарсоном, жена которого пришла умолять взять его обратно...
Он все делал, как и в любой другой день, но мысли его витали далеко. Он сам не заметил, как пробормотал:
- Шлюха! Вот кто она такая!..
Иначе говоря, он думал о Мари! Он спрашивал себя, не начинает ли он ее ненавидеть, и не ей ли, в конце концов, он хотел выкрутить руки?
Уже десять дней, с тех пор как он купил "Жанну", Шателар бравировал напропалую. Здесь, в Шербуре, он заставил всех поверить, что поймал уникальный случай, и чтобы это подтвердить, называл намного меньшую цену, чем в действительности заплатил за судно.
Такое поведение, однако, не было свойственно его натуре. Унизительно оказаться вынужденным отдавать самому себе отчет в том, что ты приврал.
Уезжая в Порт, он говорил, что собирается там снарядить целую рыболовную флотилию, и это тоже было ложью.
И почему он покрасил форштевень желтым, что действительно смешно? Зачем нужно было напяливать сапоги и вместе с рабочими размазывать смолу?
Да просто потому, что он чувствовал себя не в своей тарелке! Потому что он уже несколько дней не был самим собой, по-идиотски крутился около Мари и чуть не получил из-за этого пулю.
Он уже раза два присаживался за столики. Гарсон, походивший на президента Республики и очень этим гордившийся, спросил его, когда тот хотел бы поесть, и Шателар ответил ему неопределенным жестом.
Он бродил вокруг бильярдов на втором этаже в бешенстве на себя, на весь свет вообще и на Мари в частности. Она насмехалась над ним, это очевидно. И она насмехалась над ним потому, что он смешон!
Он относился к ней как к девушке! Едва он осмелился прикоснуться к ее талии, как тут же покраснел от ее сурового взгляда! Не важно, что она давала лапать себя всем рыбакам в Порт-ан-Бессене!
И в то же время он не мог освободиться от этой болезни, значит, нужно покончить с ней, хотя бы разок поговорив с Мари с глазу на глаз, и показать, что Шателар не из тех, кто позволяет крутить собой до бесконечности.
Вот так! Решено!
И это решение настолько ободрило его, что он поднялся к себе и нашел там двух врачей, завершавших работу, и Одиль, помогавшую им как медицинская сестра.
Марсель оставался все таким же бледным, словно ему выпустили всю кровь из жил. Сейчас, когда его отмыли, стали видны его рассеченная бровь и распухшая нижняя губа.
Взгляд Бенуа говорил:
"Ничего себе! Похоже, ты перестарался!"
Ну и что? Почему это должно беспокоить Шателара? Разве он напал на этого маленького кретина? Разве он стрелял из револьвера?
Другой врач, хирург, смотрел на него еще суровее, думая, очевидно, что Шателар изрядная скотина.
- Куда ты его положишь? - спросил Бенуа.
- Его? С чего бы это?
- Да с того, что не можешь же ты выкинуть парня на улицу в таком состоянии... У него температура тридцать девять... Ему нужно несколько дней провести в постели и...
Опять осложнения! Разве Шателар предвидел это, привозя к себе раненого?
Разве его дом-больница?
Да у него и нет места! Даже для него самого, поскольку все возможные помещения отданы под кафе.
- Моя бывшая комната... - подсказала Одиль.
В конце концов! Он предпочитал, чтобы ему не напоминали об этом, но вот... Разумеется, у нее была комната, та, которую она занимала, когда работала официанткой, скорее даже не комната, а антресоли, и на них забирались по лестнице без перил и освещения...