- Да разве я знаю? Разговаривает. Всем занимается...
Она не понимала, почему мальчишка говорит с ней только о Шателаре, всегда о нем, задавая вопросы, о которых она никогда не размышляла, допустим такие:
- Вы оба спите в одной постели?
- Конечно...
Она больше не стеснялась его. В это утро она стригла себе ногти на ногах.
Изогнувшись, она сидела на его кровати, и ее бедра заголились так, что позволяли видеть влажную и шелковистую темноту.
- Надо бы мне в какой-нибудь день съездить в Порт, повидать сестру, говорила она, лишь бы что-нибудь сказать. - Я не знаю, какая муха укусила Шателара. Последнюю неделю он там бывал каждый день. Только что не ночевал там... А теперь, когда судно готово, он не хочет и слышать о нем.
Говорить-то она говорила, но это ее не беспокоило. В этом была ее сила.
Лишь только она оказывалась в этих четырех стенах, со слуховым окном и кроватью, как только она как бы окутывалась собственным теплом, она достигала душевного покоя и все, что происходило за пределами ее уголка, не имело для нее никакого значения.
- Куда это ты уставился? - вдруг спросила она, заметив на лице Марселя странное выражение.
Она проследила за его взглядом, догадалась, куда он смотрел, переменила положение ног и промолвила:
- О! Вот оно что...
Потом она снова принялась неторопливо болтать, словно приходящая работница.
- Это снова я, - жалобно признался Учитель по телефону. - Что я должен делать?
- Ждать!
- Но дело в том, что я...
- Я тебе говорю: ждать... Когда я туда приеду, я посмотрю и...
Но он туда не ехал! Он не хотел туда ехать! Он находил любой предлог и даже затеял полную инвентаризацию погреба, что вогнало в пот всех его служащих и что ему же первому и надоело.
Он, казалось, был способен жить, не произнося ни слова о том, что у него лежало на сердце, и, может быть, даже не думая об этом, по крайней мере стараясь не думать специально и отдавая себе в этом отчет.
Он знал, что в Порте всех интересовало, что все это означает. "Жанна" была готова, Смысла не выпускать ее в море не было, а экипаж в крайнем случае можно набрать и в Шербуре. Он всех загонял, ускоряя работы. Теперь же, когда все закончено...
В течение всего этого времени никто не осмеливался ему перечить. С самого первого утра только и говорили:
- Берегись хозяина!
Это было заметно. Он отыскивал в потаенных углах плохо вымытый стакан или валяющиеся в беспорядке тряпки. Кассирша, которую он ни с того ни с сего невзлюбил, не имела времени для передышки и с утра до вечера пребывала в страхе.
- Вот что, красавица, - говорил он одной из постоянно торчащих здесь девиц. - Я хотел бы, чтоб ты искала себе клиентов в другом месте, не в моем кафе. Ты здесь слишком, сама понимаешь, заметна... Мое заведение не бордель.
Он вел себя так с каждым, включая гарсона с внешностью президента Республики. Шателар обнаружил у него перхоть и посоветовал мыть голову керосином.
Все это, очевидно, не могло долго продолжаться, но развязка, как всегда бывает, наступила неожиданно. Как-то вечером он ел мулей, сидя напротив Одиль. Они их ели руками, что и отметила со своего места кассирша (правда, замечания она им сделать не могла!). Раковины с шумом падали в эмалированное блюдо.
- Кстати...
Одаль подняла голову. Он продолжал есть, чтобы придать как можно меньше значения тому, что он собирался сказать.
- ...ты бы позвонила сестре, чтобы она приехала тебя повидать...
- Мари?
Шум от ракушек, гул голосов в кафе и весьма долгое молчание. Думала ли Одиль о чем-либо? Хотела ли она что-то возразить?
- Да... Я хочу ее видеть... - продолжал Шателар.
И, повернувшись к гарсону:
- Эмиль! Вызови-ка мне телефон номер три в Портан-Бессене...
- Что я должна ей сказать? - забеспокоилась Одиль.
- Скажи: ты хочешь, чтобы она приехала... Да не знаю я!.. Если она будет колебаться, объясни ей, что ты больна...
- Но это не так...
- Ну и что такого?
И опять мули. Шателар пил сок из раковинки.
- Мне с ней поговорить о Марселе?
- Нет...
Подошел гарсон:
- Третий номер у аппарата.
Одиль встала первой. Шателар задумался на мгновение и пошел вслед за ней, протиснулся в кабинку, но отводную трубку пока не взял.
- Это ты. Мари?.. Да, это Одиль... Что ты говоришь?.. Нет, все хорошо...
Вот... Я звоню, чтобы тебе сказать...
И она замолчала, глядя на Шателара, делавшего ей повелительные знаки.
- ...я хочу, чтобы ты приехала меня повидать... Да!.. Я не могу объяснить тебе по телефону... Алло!..
Шателар с некоторой нерешительностью все-таки взял отводную трубку. Он услышал голос Мари, спокойно произносивший:
- Когда?
- Я не знаю...
Он подсказал:
- Завтра...
И Одиль послушно повторила:
- Завтра... Поездов сюда ходит достаточно... Значит, ты приедешь...
Шателар будет очень рад...
Он со злобой посмотрел на нее. Она растерялась, что-то забормотала и повесила трубку. Они вернулись за свой столик, как будто все еще продолжая ссориться.
- Почему это ты разозлился, что я сказала...
- Да потому, что я не просил тебя об этом. Все!
Эмиль!.. Неси сыр...
Он был недоволен и ею и собой и особенно недоволен тем впечатлением, которое на него произвел голос Мари по телефону.
- Что с тобой?
- Ничего...
И, как будто она не могла упустить случая ляпнуть бестактность, она продолжила уверенным тоном:
- Странно... В сущности, ты ведь интересуешься моей сестрой...
- Вот как?
- Я не ревную... Я знаю Мари...
- Ну и?..
Он посмотрел на нее с таким видом, будто собирался ее ударить.
- И ничего... Что с тобой?.. Каждый раз, как говорят о Мари...
- Это я о ней говорю, да?
- Я хотела сказать...
- Ну так заткнись!.. Ты раздражаешь меня, черт побери!..
И потом, после молчания:
- Ты не спросила ее, каким поездом она приедет...
Он все предусмотрел; словом, это было достаточно гадко. Шателар не имел оснований гордиться собой, но это ему было безразлично. Он поднялся раньше, чем обычно, и тщательно выбрился. Словно молодой человек, он даже сменил белье и тайком бросил взгляд на Одиль: заметила она это или нет.
Они никогда друг с другом не говорили о Марселе, но этим утром речь шла только о нем.
- Что он говорит?.. Как у него дела?.. Когда он сможет убраться отсюда?..
Что он собирается делать?..
Он хитрил, разумеется! Все это говорилось лишь для того, чтобы произнести совсем другие слова, и он произнес их, отвернувшись, потому что его собственное отражение в зеркале ему не понравилось.
- Нужно, чтобы ты сейчас с ним поговорила... Да!.. Заметь, что речь не идет о том, чтобы выгнать его вон... Ну, не перебивай, погоди, дай мне сказать!.. Значит, спроси у него половчей... Попытайся узнать, какие у него планы...
- Но...
- Не перебивай меня... Ты сделаешь то, что я тебе скажу... Ты поднимешься и...
Говоря таким образом, он с необычайной ясностью думал о Мари.
Тем хуже! Именно так! Если бы она не вела себя столь глупо и он вел бы себя по-другому.
- Я, наверное, могла бы пойти встретить сестру на вокзал...
- Не трудись... Она сама найдет дорогу...
- Что я должна ей сказать?
- Ничего... Что ты рада ее видеть...
- Ты что, хочешь, чтобы она здесь работала?
- Я? Мне это абсолютно все равно...
- А если она об этом со мной заговорит?..
Он думал о времени прибытия поезда. Он знал, что поезд только что прибыл, что Мари должна уже выйти из вокзала и направиться к набережной. Он все рассчитал с точностью почти до минуты. Он небрежно ронял:
- Я спущусь вниз... До скорого... Если Мари приедет, я скажу, чтобы она поднялась к тебе...
Он прошел в кафе и профессиональным жестом подровнял стулья.