— Нѣтъ, — сказала я, — всѣ, кого я люблю, уѣхали отсюда.
И прибавила немного со злобой:
— Даже и Иванъ-Рыжій, котораго они прогнали!
— Но вѣдь г-жа Альфонсъ не злая? — спросилъ онъ.
Я отвѣтила, что она ни злая, ни добрая, и я разстанусь съ ней безъ сожалѣнія.
Въ этотъ моментъ послышался скрипъ колесъ экипажа г. Альфонса, который возвращался домой, и я встала, чтобы уйти.
Онъ посторонился немного, чтобы пропустить меня и я оставила его одного въ кустарникѣ.
Вечеромъ я воспользовалась хорошимъ настроеніемъ Адэли и спросила ее, не знаетъ ли она рабочихъ Потеряннаго Брода. Она отвѣтила, что знаетъ только самыхъ старыхъ, такъ какъ новые не живутъ подолгу у г-жи Дэлуа съ тѣхъ поръ, какъ она овдовѣла.
Какой-то необъяснимый страхъ помѣшалъ мнѣ заговорить о молодомъ человѣкѣ въ бѣлой блузѣ; но Адель прибавила, тряся подбородкомъ:
— Къ счастью, старшій сынъ ея вернулся изъ Парижа: работникамъ станетъ полегче.
На слѣдующій день въ то время, какъ г-жа Альфонсъ взяла кружево, я шила, думая о рабочемъ въ бѣлой блузѣ.
Я не могла отдѣлить его отъ Евгенія; онъ выражался, какъ Евгеній, и я находила у нихъ черты сходства.
Къ вечеру мнѣ показалось, что онъ идетъ мимо конюшенъ, и минуту спустя, онъ стоялъ на порогѣ бѣльевой.
Его глага скользнули по мнѣ и остановились на г-жѣ Альфонсъ; онъ держалъ голову высоко, и его ротъ немного опускался съ лѣвой стороны.
Увидя его, г-жа Альфонсъ сказала протяжнымъ голосомъ:
— A-а, Анри!
Она дала ему поцѣловать себя въ обѣ щеки и указала стулъ рядомъ съ собой. Но онъ, отодвинувъ полотно, сѣлъ на столъ.
Когда проходила Адэль, г-жа Альфонсъ сказала ей:
— Если увидите моего мужа, скажите, что здѣсь мой братъ.
Мнѣ понадобилось нѣсколько минутъ, чтобы догадаться, что это онъ старшій сынъ г-жи Дэбуа.
Какое-то незнакомое мнѣ до сихъ поръ чувство стыда заставило меня густо покраснѣть и страшно пожалѣла, что говорила ему о сестрѣ Мари-Любови.
Мнѣ показалось, что я только что бросила на вѣтеръ самую прекрасную вещь, какая у меня была, и, несмотря на всѣ усилія, я не смогла удержать двухъ слезъ, которыя повисли у меня на губахъ прежде, чѣмъ упасть на тонкое полотно, которое я подрубала.
Анри Дэлуа долго сидѣлъ на углу стола.
Ежеминутно я чувствовала его взглядъ на себѣ, и словно какая-то тяжесть мѣшала мнѣ поднять лобъ.
Два дня спустя, я снова нашла его въ кустарникѣ.
Увидя его на пнѣ, я почувствовала слабость въ ногахъ и остановилась.
Онъ немедленно всталъ, уступая мнѣ мѣсто, но я стояла и смотрѣла на него.
Та же нѣжность, что и въ первый разъ, была у него въ глазахъ и, какъ бы ожидая, что я начну разсказывать ему что-нибудь новое, онъ спросилъ:
— Вы ничего не скажете мнѣ сегодня?
Всѣ слова, приходившія мнѣ на память, казались мнѣ безполезными и я головой сдѣлала жестъ: „нѣтъ“.
Онъ снова сказалъ:
— Но, вѣдь, я былъ вашимъ другомъ въ прошлый разъ.
Это воспоминаніе усилило огорченіе, и я отвѣтила только:
— Вы — братъ г-жи Альфонсъ.
И ушла.
Я не рѣшалась больше ходить въ кустарникъ.
Онъ часто приходилъ въ Вилльвьей.
Я избѣгала смотрѣть на него, но его голосъ всегда причинялъ мнѣ глубокое безпокойство.
Послѣ отъѣзда Ивана-Рыжаго, я не знала, куда дѣться послѣ обѣдни. Каждое воскресенье проходила я мимо дома на холмѣ; иногда заглядывала въ щели ставней и, когда нечаянно стукалась о нихъ лбомъ, раздавался такой звукъ, что я со страхомъ отскакивала назадъ.
Какъ-то въ воскресенье я вдругъ замѣтила, что на двери нѣтъ замка. Я толкнула щеколду, и дверь сразу открылась съ большимъ шумомъ.
Я не ожидала, что она откроется такъ быстро, и стояла, раздумывая, закрыть ли ее или войти… Когда шумъ прекратился и солнце ворвалось, отбросивъ большой свѣтлый четырехугольникъ, я рѣшилась тоже войти, не закрывая за собой двери.
Въ очагѣ не было ни крючка для котла, ни высокихъ тагановъ, и въ залѣ остались только толстые паи, которые служили дѣтямъ Ивана-Рыжаго вмѣсто стульевъ. Кора съ нихъ слѣзла, верхъ былъ отполированъ и блестѣлъ, какъ навощенный, отъ долгаго сидѣнья Вторая комната была совершенно пуста; она не была выстлана плитами и на глиняномъ полу остались углубленія отъ ножекъ кроватей.
У двери во дворъ тоже не было замка, и я тотчасъ же очутилась въ саду.
На грядкахъ виднѣлись еще зимніе овощи, и фруктовыя деревья были въ полномъ цвѣту.
Почти всѣ деревья были очень старыя; нѣкоторыя сгорбились, и вѣтви ихъ поникли, какъ будто даже цвѣты были для нихъ слишкомъ большой тяжестью.
Въ нижней части сада холмъ слабымъ уклономъ сливался съ обширной равниной, гдѣ паслись стада, и на горизонтѣ рядъ тополей вытягивался стѣной, какъ бы преграждая доступъ небу.