— Неужели нельзя было найти другой выход? Разве не могли увезти её в свою страну, устроить там, позаботиться о ней?
Язон пожал плечами.
— Она испанка. С подобными людьми все не так просто даже у нас! А я многим обязан её отцу. После смерти моих родителей дон Агостино был единственным, кто оказывал мне помощь. С Пилар мы познакомились давно.
— Но где она сама?
— К сожалению, Пилар приболела и осталась в особняке на улице Сены в Пасси, в котором один из друзей моего отца, банкир Багено, оказал нам гостеприимство. Пилар там нравится, при условии, что она никуда не будет выходить, а мне надо упорядочить некоторые дела. Затем мы вернемся в Америку. Она доверяет мне, но, когда меня нет рядом, она сто раз предпочла знать, что я нахожусь на море, а не в каком-нибудь салоне, поэтому я вас покину. Мы должны уважать тех, кто выразил нам доверие… или, по крайней мере, не делать ничего, что могло бы заставить их страдать.
— Ах, — вздохнула Марианна. — Она ревнива…
— Как всякая испанка. Она знает, что я не люблю её по-настоящему, но она надеется на уважение, привязанность и на то, что я хотя бы внешне придам нашему браку оттенок если не любви, то полного согласия.
Марианна поймала полный грусти взгляд Язона. Как бы он не говорил с преувеличенно бодрым видом, как бы он не улыбался, а глаза всё равно его выдавали. И было в них столько грусти, что мысли Марианна перенеслись к другому, с таким же взглядом, её супругу, князю Сант-Анна. Был ли он несчастен? Думал ли хоть иногда о своей супруге?
Марианна посмотрела на небо. Оно сияло голубым светом, как глаза Коррадо. Только здесь они казались ей веселыми и не было в них той смиренной грусти. Они сверкали и радовались. И Марианна поняла, что, любуясь безоблачным небом, счастливо улыбается.
========== Глава 13 ==========
День уходил в оранжевом неистовстве заката за холмами Сен-Клу. где легкий бриз неторопливо вращал крылья ветряных мельниц. На променаде Лоншана было очень людно, целый сверкающий мир блестящих красивых всадников, светлых туалетов и разноцетных мундиров. Вечер был такой приятный, что Марианна решила продлить удовольствие и возвращаться домой не спеша.
Она откинулась на зеленые бархатные подушки в обновленном экипаже, подаренном Аркадиусом в качестве сюрприза — открытую коляску, заказанную им у каретника Келлера. Сверкающая медью коляска выглядела роскошной и оказалась очень удобной. Многие поглядывали на великолепный экипаж и ту, кто его занимал: женщины с любопытством, мужчины с видимым восхищением, вызванным как полулежавшей на подушках очаровательной женщиной, так и четверкой липицанов, которыми уверенно управлял надутый от гордости в новой, черной с золотом ливрее Гракх. Некоторые гуляющие, узнав Марианну, адресовали ей поклоны или улыбки. Молодая женщина оживлялась, заметив знакомое лицо, и снова задумывалась, вдыхая тепловатый воздух, напоенный сладким ароматом цветущих акаций и каштанов.
Прием у Императора совершенно не так прошел, как ожидала Марианна. Вначале молодая женщина поприветствовала Их Величества Императора и Императрицу. Последняя, украшенная розами и серебряным сутажом, ещё больше растолстела. Она лишь недовольно взглянула с отвисшей губой, знаменитой губой Габсбургов, на Марианну и произнесла неприятным голосом:
— Бонжур!
Тем временем расторопный Дюрок представлял Марианну Наполеону I и Марии-Луизе.
— Ваше Величество, соблаговолите позволить мне представить, как было приказано, Её Светлейшее Сиятельство княгиню Коррадо Сант-Анна, маркизу д’Ассельна де Вилленев, графиню Каппанори, Галлено и…
Император спокойно выслушал весь этот перечень титулов и только сказал:
— Мы также очень рады поздравить вас со вступлением в брак и засвидетельствовать, что вы не изменились. Вы остались такой же прекрасной!
Потом всё тот же Дюрок проводил Марианну для частной аудиенции в рабочий кабинет Наполеона. Там Император, ничуть не изменившись, оставаясь таким же низкорослым, с блеском серых глаз, разве что круги под глазами говорили о бессоных ночах, вновь встретился с Марианной. Его матово-бледная кожа пожелтела той желтизной, которую приобретает, старея, слоновая кость. Щеки сильней подчеркивали синеву под глазами и усталые складки у рта.
— Садись, — отрывисто бросил он, — и рассказывай!
— Рассказывать…, но что? — мягко спросила Марианна.
— Да всё… об этом сногсшибательном браке! Можешь не объяснять причину, я знаю её.
— Ваше Величество знает причину?
— Конечно. Оказалось, что Констан питает слабость в тебе. Когда я узнал об этом… браке, он мне всё рассказал, только чтобы ты избежала моего самого величайшего гнева!
Было ли это следствием тлевшего до сих пор под пеплом безразличия того самого гнева, но внезапно кулак Наполеона с силой обрушился на бюро.
— Почему ты мне ничего не сказала? Я имел право, мне кажется, быть предупрежденным… и немедленно.
— Без сомнения! Но, сир, могу ли я спросить у Вашего Величества, что бы это изменило?
— Изменило… в чём?
— Скажем… в дальнейшем развитии событий. И затем, я действительно не видела возможности, после того, что произошло в тот вечер, снова просить аудиенции у Вашего Величества, чтобы сообщить новость. Я опасалась оказаться слишком не к месту среди торжества вашей свадьбы. Лучше было исчезнуть и найти выход из положения своими собственными возможностями.
Наполеон велел всё честно рассказать касательно замужества. Марианна вздохнула и рассказала, но многое скрыла. Она умышленно умолчала об той безумной ночи со статуей, тайне Коррадо, убийстве Маттео Дамиани и, конечно, о своей беременности. Она только не скрыла, что ребенок Наполеон мертв, так как произошёл выкидыш.
— Как это произошло? — глухо поинтересовался он, прикрыв глаза.
— Я простудилась, и ребёнок… ребенок, оказывается, тоже пострадал, — солгала Марианна, чувствуя себя всё хуже и хуже.
Она не могла рассказать о той ужасной ночи, когда Маттео устроил «черную мессу» перед статуей Люсинды и чуть не убил саму Марианну, вздумавшей вмешаться. Пришлось бы рассказать и о таинственном всаднике, вовремя пришедшем на помощь, и о тайне, открытой Коррадо. Но самое главное — ребёнок. Он так и не появился на свет. А она совершенно забыла о своем будущем материнстве, успокаивая собственное любопытство. С тех пор, как, придя в сознание на исходе трагической ночи, она узнала, что потеряла ребёнка, Марианна в беспредельном отчаянии не переставала упрекать себя. Тайна раскрыта, но она безрассудно подставила под угрозу жизнь ребёнка, играя собственной жизнью, пытаясь её погубить. И сейчас она вдвойне чувствовала себя виноватой, обманывая отца ребёнка, Наполеона, несуществующей болезнью.
Сейчас, любуясь пурпурным небом, Марианна понемногу успокаивалась. Она полуприкрыла глаза, наслаждаясь легким ветерком. На неё как будто снизошло какое-то умиротворение. Марианна слышала, что на переулке Клош-Персе живет дочь врача, Северина, которая занимается ремеслом акушерки и, как говорят, очень ловко. Многие придворные дамы и даже фрейлины Её Величества пользуются её услугами, но каждая хранит тайну, и Северина хорошо знает, что молчание — лучшая гарантия её богатства. И Марианна решила к ней обратится. Это была единственная соломинка, которая спасет от нежелательного плода.