Нет жизни! Нет огня! Есть только любовь, которая предмету любви совершенно не нужна. Женственность Марианны, совершенная красота, очарование, все это в ней, что требовало жизни и горячей любви, вылилось в надменную холодность и одиночество. И она с грустью следила за развертывавшейся перед ней небольшой сценой: с возгласом радости молодой гусарский лейтенант спешил к совсем юной девушке, входившей в сопровождении внушительной, украшенной перьями и бриллиантами матери. Миниатюрная девица не блистала красотой: болезненный цвет лица, слишком круглого, невероятно робкий вид. Она была в платье из розового газа, очень жесткого, из-за чего ее походка сильно страдала, но глаза гусара сверкали, как звезды, глядя на нее, тогда как ни Марианна, ни другие красивые женщины не были удостоены его внимания. Для него эта маленькая девушка, незначительная и нескладная, была самой красивой из женщин, потому что он любил ее, и Марианна от всего сердца позавидовала этой девочке, у которой не было ничего из того, чем обладала она, и которая тем не менее была настолько богаче!
Юная пара углубилась в толпу, и Марианна со вздохом потеряла их из виду. Впрочем, пришло время и для нее приветствовать хозяев, встречавших гостей в дверях большого зала, откуда начиналась галерея, ведущая к бальному помещению.
Посол, князь Карл-Филиш фон Шварценберг, был мужчина лет под сорок, коренастый брюнет, до того затянутый в белый мундир, что, казалось, он вот-вот лопнет под его мускулами борца. Он оставлял ощущение силы и настойчивости.
Рядом с ним его невестка, принцесса Полина, являла облик хрупкого изящества, несмотря на беременность в последней стадии, которую она искусно скрывала под своего рода пеплумом и громадной золотистой шалью. Марианна с удивлением и восхищением смотрела на эту мать восьмерых детей, имевшую вид юной девушки, дышавшей радостью жизни. И снова, приветствуя мужа этой очаровательной женщины, принца Иосифа, Марианна сказала себе, что любовь очень удивительное чувство.
Коррадо сдерживал свои эмоции под маской безразличия. С самого вечера он ловил вожделенные и восхищенные взгляды мужчин, направленные на Марианну. Вскоре он понял, что сам точно также смотрит на свою же жену. В нём боролись восхищение, вожделение и ревность. Ему захотелось схватить Марианну в охапку и убежать подальше от таких взглядов, чтобы любоваться самому, наплевав на все правила и приличия. Её волшебная красота сводила с ума, но от глаз князя не укрылась внутренняя грусть. Почему она так грустна? Неужели она так возненавидела ребенка? Или Язон не удостоил внимания? Ах, говорят, что он женился на испанке. Может, в этом кроется вся причина настроения Марианны?
Коррадо покачал головой. Язон тут точно не причем. Он уже давно пришел на бал в австрийском посольстве, а Марианна даже и не взглянула в его сторону. Так влюбленная женщина себя не поведет. Князя долго преследовали разные догадки и мысли, но он так и не понял, что причина кроилась в нем самом…
Коррадо решил пригласить Марианну на танец. Конечно, приличия запрещают, чтобы муж танцевал с женой, но князь разом на них плюнул. Он будет танцевать с Марианной, и даже ураган его не остановит. На приглашение Марианна ответила согласием. Князь даже заметил промелькнувшую искорку радости в её глазах или просто показалось?
Замечательный бальный зал, сооруженный только для Одной ночи, был подлинным чудом изящного искусства. Хрупкие стены из синего полотна покрывали волны сверкающего газа с гирляндами разнообразных цветов из тюля и тонкого шелка. Изобилие деревянных позолоченных люстр с бесчисленными свечами создавало сказочное освещение. Ведущая к нему галерея была украшена таким же образом. В открытом пролете высокой арки виднелся иллюминованный парк. Снаружи этот зал, возведенный, кстати, на дне большого высохшего бассейна, освещался масляными фонариками в оригинальных торшерах.
Когда Марианна вошла туда об руку с Коррадо, многочисленные пары двигались под звуки венского оркестра, смешивая сверкающие платья и мундиры в волшебном вихре вальса, чья популярность за несколько лет покорила Европу.
Марианна положила руку на плечо мужа, и они закружились в вихре вальса вместе с остальными танцующими. Раз-два-три, раз-два-три, Марианна ощутила какую-то легкость. Стало легче дышать. Казалось, что выросли крылья. Раз-два-три, раз-два-три, Марианна подумала, что Коррадо идеально танцует. Она бы танцевала с ним целую вечность, чтобы ещё раз ощутить опьяняющий восторг и окрыленную радость. Раз-два-три, раз-два-три, Марианна смотрела только на князя. Остальные перестали для неё существовать. Только он и она во всем бальном зале. Танец закончился, и Марианне оставалось только сделать реверанс, но она не могла удержаться, чтобы не повернуть голову. Взгляд ее зеленых глаз упорно не отрывался от лица Коррадо, который тоже склонил свой высокий стан. Он не видел ее. Он не смотрел в эту сторону. Все его внимание было устремлено к дверям, откуда появилась императорская пара, затем к императору.
Но Наполеон, улыбавшийся то молодой жене, то хозяину, князю Шварценбергу, проходил, не говоря никому ни слова, довольствуясь приветливыми, но торопливыми кивками то одному, то другому из приглашенных. Казалось, что он спешит выйти в парк, где был приготовлен большой фейерверк. Возможно, к этому его вынуждала с каждой минутой все более давящая жара, царившая под вощеной крышей, несмотря на многочисленные фонтаны, бившие повсюду в парке.
Он даже не взглянул на приготовленный для него трон.
За императорской парой и ее свитой толпа гостей смыкалась, как Красное море за израильтянами, со стремительностью, которая выдавала низкопоклонническое желание по возможности приблизиться к властителям и более естественную потребность ничего не пропустить из интересного зрелища. В одно мгновение Марианна утонула в потоке кружев и шелка, который разлучил ее с ее спутником, и оказалась в центре кудахчущего и стрекочущего птичника, неумолимо увлекавшего ее наружу. Коррадо исчез в сутолоке, и все попытки снова увидеть его оказались бесплодными.
Она испытывала странное лихорадочное возбуждение, нетерпеливую неприязнь ко всем этим людям, которые вторглись между ними, когда она собралась бежать к своему любимому. И только позже она сообразила, что с полным безразличием наблюдала за проходом императора, человека, еще недавно заполнявшего все ее помыслы, и удивилась этому. Даже присутствие Марии-Луизы, оглядывавшей собрание полным удовлетворенного тщеславия взглядом тусклых глаз, не произвело обычного раздражающего впечатления. Фактически она почти не видела августейших новобрачных, настолько ее сознание и сердце были наполнены желанием быть рядом с Коррадо.
И только когда первая ракета рассыпала в черном небе сноп розовых искр, тихо опускавшихся к цветникам, где драгоценности женщин зажгли другой Млечный Путь, когда под этим сверкающим дождем каждая мелочь, каждая фигура внезапно возникли среди цветущих картин, Марианна снова увидела Коррадо. Он стоял в группе мужчин, несколько поодаль, возле балюстрады террасы, ведущей в мягко освещенный грот, внутри которого переливались перламутровые отблески. Сложив руки на груди, князь смотрел на сияющие вверху свечи, чье изготовление потребовало огромного труда братьев Руджиери, с таким же спокойствием, словно он наблюдал за движением звезд.