После аудиенции Марианна продолжала испытывать неудовлетворение. Она хотела как-то помочь мужу, но не знала, как именно. Может, нужно поискать Франсиса? И что дальше? При встречи он обязательно засмеется прямо ей в лицо и уж точно не сознается в убийстве, а взывать к совести никак не получится. Наверняка совесть заснула мертвым сном, если она вообще есть у такого негодяя.
Дворецкий передал Марианне записку и чью-то карточку. Записка была от Коррадо и содержала несколько простых предложений: «Нужно нам встретиться. Приходите в Консьержери». А вот карточка от виконта д’Обекура. Итак, Франсис решил «обрадовать» своим присутствием…
Но Марианна привыкла встречать любые опасности лицом к лицу. И сейчас молодая женщина не растерялась. Она приняла надменный вид и направилась в гостиную, где с комфортом расположился Франсис, попивая чай со сладостями.
— Могу ли я надеяться, что мои знаки нижайшего уважения будут благосклонно приняты королевой Парижа? — спросил он непринужденно.
Франсис улыбался, но улыбка не затрагивала его окаменевших глаз, которые в упор смотрели на молодую женщину, побледневшую под сиреневой шелковой шляпкой с белой вуалью, так гармонировавшей с ее изящным туалетом.
Марианна спросила строгим голосом, в котором только легкая хрипота выдавала ее чувства:
— Что вам угодно?
— Я уже сказал: засвидетельствовать мое почтение я немного поговорить, если вы согласны.
— Я не согласна, — надменно оборвала его Марианна.
— Я думаю, что стоит. Всё-таки вы хотите спасти вашего мужа, не так ли?
Франсис на секунду замолчал, и несколько мгновений Марианна имела возможность любоваться его неподвижным профилем в прерываемой только его немного убыстренным дыханием тишине.
Не без тайного удовлетворения Марианна подумала, что это, вероятно, память об ударе шпаги, пронзившей ему грудь, но это было слишком мелкой компенсацией за огорчение от сознания того, что он остался жив. Какое-то время она с любопытством, словно дело шло о постороннем, изучала человека, которого любила, в которого верила, как в самого Бога, которому с такой радостью поклялась в послушании и верности…
Она отметила, что Франсис, наоборот, внешне совсем не изменился, за исключением, пожалуй, появившегося на губах выражения горького скептицизма вместо скуки. Лорд Кранмер был так же прекрасен, несмотря на тонкий шрам, который пересекал щеку и только придавал романтическую окраску совершенству его благородных черт. И Марианна удивилась тому, что после такой пылкой любви она испытывает к этому великолепному образчику мужской породы только близкую к отвращению антипатию. Поскольку он упорно молчал и только внимательно разглядывал сверкающие носки своих лакированных сапог, она решила открыть огонь. Надо кончать с этим и кончать побыстрее, ибо одно его присутствие создавало гнетущую атмосферу в гостиной.
— Вы желали говорить со мной, — сказала она холодно, — так будьте любезны начать. У меня нет никакого желания тянуть эту встречу до бесконечности.
— Хорошо, — кивнул Кранмер. — Я знаю, как избавить вашего мужа от каторги. Ведь именно этого вы желаете больше всего? Верно? Так вот, я смогу сделать это…
— Сами признаетесь? — съязвила Марианна.
— Нет, есть и другие способы… Не буду вас утомлять… Скажу только, что я спасу вашего мужа, но только тогда, когда вы отпишите все ваши деньги, абсолютно все, до единого экю…
От этих слов Марианна захохотала. Déjà vu какое-то! Кранмер попросил деньги, чтобы словить их в ловушку, и сейчас просит вновь, чтобы вытащить из этой ловушки. Самый настоящий фарс! Мольер бы позавидовал.
— Да, да, именно денег. И теперь я хотел бы получить всё ваше состояние, — последние слова он выделил голосом, делая вид, что и не слышал этого хохота. — Ах, я забыл! — начал он насмешливо-любезным тоном. — Зная стремительность вашего противодействия и несносную привычку исчезать, не оставляя адреса, я позволил себе дополнительную предосторожность, обезопасив себя особой, этой старой сумасшедшей, которая служит вам одновременно и матерью, и компаньонкой, но, по-моему, просто ваша кузина.
Сердце у Марианны неистово забилось, а горло сдавила невидимая рука.
— Аделаида? — прошептала она. — Но при чем же…
— Она… играет, я бы сказал, значительную роль. Если бы вы лучше знали меня, дорогая, вам было бы известно, что я не из тех, кто начинает игру, не имея надежных козырей в руке. В данный момент мадемуазель д’Ассельна, которую от вашего имени вызвали к нам, должна находиться в укромном местечке под внимательным наблюдением нескольких преданных друзей. И если вы хотите увидеть ее живой…
Пронзившая сердце Марианны боль невольно подтвердила величину ее привязанности к кузине. Она закрыла глаза, чтобы удержать слезы, ибо ни в чем не хотела проявить перед этим человеком свою слабость. Презренный! Он дерзнул захватить милую старую деву, такую добрую, такую преданную! И Марианна теперь поняла, каковы взаимоотношения, связывающие Кранмера с Фаншон и ее шайкой. Представив себе Аделаиду в руках этого отребья, она почувствовала, как в ней поднимается волна отвращения и негодования. Она достаточно хорошо знала их холодную жестокость, полнейшее отсутствие совестливости, ненависть, с которой они преследовали все, что в какой-то степени касалось императорского режима.
— Вы посмели! — вне себя вскрикнула она. — Вы посмели сделать это и надеетесь с помощью такой гнусности заставить меня согласиться? Но я найду ее. Я знаю, где логовище ужасной старухи, которая наблюдает за нами с такой отвратительной улыбкой.
— Возможно, вы и найдете ее, — безмятежно ответил Франсис, — но предупреждаю: если засаленные сюртуки ищеек появятся во владениях моей милой Фаншон, они найдут там труп!
— Вы не посмеете дойти до этого!
— Почему бы и нет? Зато, если вы проявите понятливость, если, как я надеюсь, вы мирно поладите со мной, обещаю вернуть ее вам в отличном состоянии.
— Как я могу верить словам подобного…
— Негодяя, я знаю, — закончил Франсис. — Мне кажется, у вас нет выбора. Советую сегодня же начать готовить документы.
Марианна опустила голову. Она проиграла эту партию. Коррадо в тюрьме и скоро его ждет каторга, Аделаида похищена, а Жоливаля нет рядом, чтобы помочь каким-то благоразумным советом или просто успокоить.
И снова насмешливый голос Франсиса вернул ее к действительности.
— Вы знаете, что пробуждает во мне раскаяние? Вы восхитительно прекрасны, моя дорогая. Поистине, надо не быть мужчиной, чтобы не желать вас.
Его взгляд ценителя ощупал дивное лицо с переливающимися тенями, погладил высокую изящную шею, гордую грудь, полуоткрытую в обрамлении из кружев и шелка. Это был взгляд жадный и грубый, взгляд барышника на красивую молодую кобылу…
Он оценивал и раздевал одновременно, являя желание такое обнаженное, такое примитивное, что щеки Марианны порозовели. Словно загипнотизированный этой красотой, такой близкой, англичанин нагнулся, готовый вот-вот схватить ее. Она прижалась к подушкам дивана и сквозь зубы пригрозила: