Какое-то время донна Лавиния со слезами на глазах смотрела на неподвижную фигурку, такую тонкую и хрупкую теперь, что она казалась затерянной в этой необъятной кровати. Как могло случиться, что в этом юном истощенном создании осталось еще столько сопротивляемости и воли? После такого тяжкого испытания она сохранила еще достаточно присутствия духа, чтобы оттолкнуть ребенка, отказаться позволить пробудить могущественный материнский инстинкт.
С болью смотрела старая дама на исхудавшее лицо с ввалившимися закрытыми глазами, утонувшее в кружевном чепчике, из-под которого выбилась непокорная черная прядь.
— Если бы только она согласилась посмотреть на тебя, мой маленький князь, хоть один раз. Она не смогла бы тогда больше оттолкнуть тебя. Но пойдем! Пусть он увидит, ОН… Он будет любить тебя всей нерастраченной любовью. Он будет любить тебя… за двоих.
Марианна проснулась и увидела у своего изголовья Коррадо.
— Мадам, я пришел поинтересоваться вашим самочувствием.
— Мне лучше… Спасибо…
Марианна не знала, что сказать. Он здесь, значит, он простил её? Или просто пришел, потому что воспитание и благородство продиктовали прийти, а так он её презирает?
— Мадам, я хочу кое-что сделать. Сейчас я вам всё объясню…
Прежде чем удивленная этим внезапным уходом Марианна смогла что-нибудь предпринять, он стремительно покинул комнату, оставив дверь открытой. Из-за нее донеслись быстрые шаги, затем голос:
— Жоливаль! Жоливаль! Идите!..
Через мгновение он вернулся со следовавшим за ним виконтом. И Марианна подавила крик, увидев, что Аркадиус с бесконечными предосторожностями несет в руках небольшой белый сверток…
Вся кровь Марианны отхлынула к сердцу. Жоливаль передал сверток Коррадо, и она поняла, что он подаст ей ребенка, чье приближение вызвало у нее ужас. Она бросила вокруг себя растерянный взгляд, надеясь найти убежище от этой снежно-белой опасности, которая надвигалась на нее из рук того, кого она любила.
Подойдя к кровати и движением головы отбросив упавшую на глаза черную прядь, он торжествующе улыбнулся потрясенной молодой женщине.
— Мадам, взгляните на сына! Он прекрасен. Именно он и сделает вас мамой и женщиной в полном смысле этого слова.
Теперь он обогнул кровать, приблизился… Через мгновение он положит ребенка на одеяло… Его глаза лукаво блестели, и Марианне показалось, что она ненавидит его. Как он посмел?
— Унеси ребенка! — процедила она сквозь зубы. — Я уже сказала, что не хочу видеть его…
Наступила тишина, всеобъемлющая, такая гнетущая, что Марианна испугалась. Не смея поднять глаза на Коррадо, чтобы не увидеть того, что она могла прочесть на его лице, она повторила гораздо тише:
— Попытайся понять, что он представляет для меня. Это… это выше моих сил.
Она ожидала приступа гнева, но голос Коррадо не изменил доброжелательности:
— Я знаю и понимаю, что он представляет для тебя. Но теперь я скажу тебе, что он представляет для меня: просто красивый мальчуган, крепко скроенный и здоровый, которого ты долго создавала и произвела на свет в таких страданиях, что любая вина, даже если она имела место, при этом сгладилась. А также он наследник рода Сант-Анна. А главное — он твой ребенок… только твой, к тому же он похож на тебя.
— Это правда, — поддержал его Жоливаль. — Он похож на портрет вашего отца…
— Ну-ка, хоть глянь на него! — настаивал Коррадо. — Наберись мужества посмотреть на него одно мгновение. В противном случае ты не та женщина…
Подразумевалось: «Ты не та женщина, в которую я верил». Намек был ясен. Марианна слишком хорошо знала непримиримость личного кодекса чести Коррадо, и она капитулировала…
— Хорошо, — вздохнула она. — Покажи его мне, раз это так важно для тебя.
— Это правда очень важно! — подтвердил он серьезным тоном.
Марианна подумала, что он отдаст его ей в руки, чтобы она могла бросить на него взгляд, но он, быстро нагнувшись, положил свой легкий груз на одну из подушек, вплотную к плечу матери.
Она вздрогнула от этого неожиданного прикосновения, но удержала готовый вырваться возглас раздражения — Коррадо не спускал с нее глаз, ожидая ее реакции.
Тогда, очень тихо, она выпрямилась и повернулась на бок. Но впечатление от первого взгляда на ее ребенка было совсем не таким, как она предполагала.
В малютке не было не только ничего от его отвратительного производителя, но он был действительно прекрасен, как херувим, и сердце молодой женщины невольно пропустило один удар…
В пестроте вышитых одежек маленький князь спал с умилительной важностью, раскинув похожие на крохотные морские звезды ручки. Из-под кружевного чепчика выглядывали легкие как пух черные волосики, завившиеся в локоны над круглым личиком, цветом напоминавшим спелый персик. Должно быть, ему снилось что-то приятное, ибо уголки его маленького рта слегка подрагивали, словно он уже пытался улыбнуться…
Марианна как завороженная пожирала его глазами.
Сходство с ее отцом было неоспоримым. Его подтверждала и форма рта над крохотным подбородком, уже волевым, и хорошо вылепленный крупный лоб, признак ума. Созерцая это беззащитное существо, которого она так боялась, Марианна почувствовала, как что-то затрепетало в ней, что-то имеющее крылья и пытающееся освободиться. Словно готовилось новое рождение, без ее ведома тайно зачатое заговором между ее сердцем и разумом, неведомая сила вздымалась, не спрашивая, необходимо ли ей это.
Со своеобразной боязнью она осторожно протянула руку и совсем легко, с неуловимостью мотылька, коснулась пальцем маленькой ручонки. Жест робкий и не похожий на ласку… Но внезапно ручонка ожила, сомкнула пальчики и сжала ими палец матери, который удержала пленником с неожиданной для новорожденного силой.
И тогда что-то сломалось в Марианне. Это было как резко распахнутое порывом бури окно, и то, что ждало в ней, взлетело в небеса, заливая ее почти болезненной по силе радостью… Слезы выступили у нее на глазах и потекли по щекам, маленькие освежающие ручейки, смывающие злобу, отвращение, всю грязь, так долго накапливавшуюся в душе Марианны, удушая ее.
Какая разница теперь, в результате чего этот ребенок вторгся в ее жизнь и обрел свое существование?
С изумлением и восхищением она обнаружила, что он часть ее, плоть от ее плоти, кровь от ее крови, и она благодарна ему за это.
Стоя по обе стороны кровати, мужчины затаили дыхание, стараясь не шелохнуться, глядя только, как на их глазах совершается чудо пробуждения материнской любви. Но когда молодая женщина, пленница своего сына, заплакала, Язон снова нагнулся, осторожно поднял малыша и отдал его в руки матери, которые на этот раз сомкнулись вокруг него.
Маленькая шелковистая головка сама собой спряталась у теплой шеи в невольной ласке, потрясшей Марианну. Тогда она перевела на откровенно плакавшего виконта и улыбавшегося Коррадо взгляд, полный слез и сверкающий, как изумруды…
— Не изображайте бог знает что, — прошептала она. — Ваш маленький заговор удался. Вы победили меня…