Заметив, что она не в состоянии заговорить первой и удовольствовалась тем, что пожирала его глазами, Коррадо Сант’Анна решил нарушить тишину. Он сделал это тихо, приглушенным голосом, словно боялся помешать очарованию, ибо чувство, которое он прочитал на лице молодой женщины, не было тем, какое он опасался увидеть. Нет, в устремленных на него больших зеленых глазах не отражалось ни отвращения, ни страха, только бесконечное удивление.
— Теперь вы понимаете? — проговорил он.
Не отводя глаз, Марианна покачала головой:
— Нет, мне кажется даже, что я понимаю все меньше и меньше. В вас нет ничего отталкивающего… наоборот. Я сказала бы даже, что вы… очень красивы. Но я полагаю, что вам это известно. Тогда для чего заточение, маска, все эти тайны?..
Губы с оттенком бронзы сложились в грустную улыбку, за которой блеснула белоснежная полоска зубов.
— Я считал, что женщина вашего положения догадается о причине моего поведения. Я ношу груз греха, совершенного не мной… более того, не моей матерью, которая тем не менее поплатилась за него жизнью. Вы ведь не знаете, не правда ли, что после моего рождения отец, считавший себя, ни на мгновение не сомневаясь, обманутым, задушил мою мать, не подозревая, что очернившую мою кожу кровь передал мне не кто иной, как он сам!
— Как это может быть?
— Вам, очевидно, не известны законы наследственности? Я же изучил их, когда немного подрос. Один ученый медик из Кантона объяснил мне однажды, что ребенок негра и белой может не иметь негроидных признаков, но тем не менее может передать их своим потомкам. Но как мог мой отец представить себе, что его мать, этот демон, который осквернил весь наш род, зачала его от Гассана, гвинейского раба, а не от князя Себастьяна, ее супруга? Преследуемый сатанинской легендой о Люсинде, он поверил, что моя бедная мать также погрязла в бесчестии, и убил ее.
— Это ужасно! Бедная ваша матушка, — вскричала Марианна. — Какая жестокость и какая глупость!
Князь пожал плечами.
— Любой человек отреагировал бы так же. Даже ваш отец, может быть, если бы попал в подобную ситуацию. Я не имею права упрекать его за это… тем более что он все-таки оставил мне жизнь, которой, впрочем, я не могу особенно похвастаться. Я предпочел бы, чтобы он оставил в живых мать, а меня уничтожил, меня, чудовище, которое обесчестило его…
И столько было горечи в низком и печальном голосе последнего из Сант’Анна, что в Марианне что-то всколыхнулось. Она вдруг ощутила комизм их положения, когда они стояли в огромной комнате с зеркалами, и поэтому Марианна, попытавшись улыбнуться, сказала:
— Не хотите ли присесть, князь? Нам будет удобней разговаривать… и у нас есть что сказать друг другу. Это не займет много времени.
— Вы полагаете? У меня нет намерения, сударыня, заставить вас долго терпеть мое присутствие, которое может быть для вас только тягостным. Поверьте, если бы обстоятельства сложились иначе, я никогда не согласился бы открыть вам свое лицо.
На этот раз улыбка Марианны была непринужденной, и, поскольку князь не шелохнулся, она преступила свою гордость и первая сделала шаг к нему.
— Я знаю это, — сказала она тихо. — Но присядьте, прошу вас! Как вы сейчас напомнили… мы женаты.
— Это так мало!
— Вы считаете? Для соединившего нас Бога нет ничего малого… и мы можем быть по меньшей мере друзьями. Разве вы не спасли мне жизнь в ту ночь, когда Маттео Дамиани пытался убить меня возле разрушенного храма?
Вдруг Коррадо перестал сопротивляться и позволил увлечь себя в кресло. Марианна села напротив и не сдержала вопроса:
— Но почему же вы мне открылись?
— Единственная причина, по которой я вам открылся, это чувство вины перед вами.
— Чувство вины?
— Да, чувство вины. Мы, как вы помните, заключали брачный договор. В нем указывалось, что вы родите мне наследника рода Сант-Анна, а я вам гарантировал, в свою очередь, мир и покой. Но я не сдержал слово. События той ночи глубоко повлияли на вас — вы чуть не заболели душевно, а ребенка потеряли. Я же не смог обеспечить вам безопасность и поставил под угрозу вашу жизнь. За это я прошу у вас прощения.
Тронутая этим неожиданным признанием и доверием Марианна положила руку на его ладонь. Коррадо вздрогнул от её прикосновения.
— Я ни в чем вас не обвиняю. Вы не виноваты в том, что я из любопытства последовала за Дамиани. Главное, что в ту ночь вы спасли мне жизнь, и за это примите мою огромную благодарность.
Коррадо невольно залюбовался ею. Даже немного бледная с распущенными волосами она была прекрасна. На фоне камина её глаза блестели изумрудным блеском. Её губы находились в опасной близости от его губ, и князь не сдержал порыва. Он завладел её губами, а она страстно ответила на его призыв. В этом поцелуе слились и любовь князя к Марианне, и их боль от потери ребёнка, и желание Марианны забыться.
Князь Сант-Анна взял на руки Марианну и положил её на роскошное ложе. Больше он не мог сдерживать свою страсть. Находясь в другой комнате, он ещё мог себя контролировать, но сейчас… Сейчас он уже потерял самообладание. Запах её кожи и мягкость губ сводили с ума. Только где-то вдалеке стучал здравый смысл, но он был далеко от князя. Чувства полностью его поглотили.
Марианна отдалась вся без остатка. Коррадо целовал нежно, не так как Наполеон или Язон, неожиданно подумала Марианна. Она впервые почувствовала какое-то необъяснимое счастье. Как будто только рядом с ним можно было бы найти мир и спокойствие. Его сильные руки защищали её. Его поцелуи поднимали на вершину блаженства. Его синие глаза успокаивали её.
Капли дождя стучали по окну, уже темнело, и только два влюбленных отдавались во власть страсти…
========== Глава 6 ==========
На часах показывался полдень, когда Марианна открыла глаза, блаженно потянувшись. Она ещё раз внимательным взглядом оглядела комнату и посмотрела на свою постель, проверяя не приснилось ли ей все это. Смятая простыня доказывала обратное. Но вместо какого-то смущения на душе разом стало ярко и светло. Каждая жилка её тела содрогалась от опьянения и признательности при воспоминании о той жгучей ночи. Захотелось побыстрее увидеться с Коррадо, понять, что он теперь не прячется от неё.
«Он же сам пришел и раскрыл свою тайну. Он мне доверился,» — осознала вдруг Марианна. Но не показывало ли это доверие гораздо большее? Большее, чем хотел показать сам князь? Например, любовь?
Когда Готье де Шазей гостил на вилле Сант-Анна, то вдруг заявил весьма странно:
— Я надеюсь, что на этом твоя красота прекратит свое гибельное действие.
Марианна тогда удивилась:
— Что вы хотите сказать?
— Что я предпочел бы, чтобы Коррадо не видел тебя. Понимаешь, я хотел дать ему немного счастья. Я в отчаянии, причинив ему горе.
— Почему вы так думаете? В конце концов, вы же знали, что я вовсе не безобразна.
— Мне только сейчас пришло в голову, — признался прелат. — Видишь ли, Марианна… во время всей трапезы Коррадо не спускал с тебя глаз… А все благодаря некоторым деталям плафонов на потолке, которые незаметно сдвигаются, чтобы позволить наблюдать за тем, что происходит в этом зале… Старая система слежки, оказавшаяся довольно полезной во времена, когда Сант’Анна занимались политикой, и хорошо знакомая мне. Я видел там глаза, которые могли принадлежать только ему. Если этот несчастный влюбился в тебя…