Эта миска повергла Марианну в полное уныние.
— Боже мой, — воскликнула она, — неужто мне до конца дней своих придется есть из глиняной посуды?
Произнеся эту фразу, молодая женщина помрачнела. Выражение «до конца дней своих» как нельзя лучше подходило к ее положению.
Как сказал хриплый: «Не прикасаться к ней, пока госпожа не прикажет!» А если она прикажет? Тогда дни Марианны окончатся на дне затхлого венецианского канала…
Окно белой комнаты не было зарешечено. Марианна бросилась к нему, но из окна можно было выпрыгнуть только в воду, а канал в этом месте был довольно широк, а за скользкие от сырости стены домов уцепиться было невозможно. Молодая женщина поняла, что, даже если она решится нырнуть в воду, до берега ей добраться не удастся.
Она легла на кровать и стала ждать своей участи. Опять Венеция, и опять плен — как тогда, у отвратительного Маттео Дамиани. Но разница в том, что тогда она была гибка и подвижна, и уж точно не задумалась бы о том, прыгать в канал или не прыгать, а сейчас она носила ребенка, и дитя наверняка помешало бы ей плыть.
— Я не могу губить себя и ребенка, — вслух произнесла Марианна. — Может быть, мне удастся выбраться отсюда без риска для жизни.
Правду говоря, Марианна сильно сомневалась в собственных словах. Перед ее глазами поплыли страшные картины прошлого — чернокожие рабыни, поившие ее снадобьями, от которых она почти теряла рассудок, дом, из которого выбраться было невозможно, похотливые глазки Дамиани, ждавшего, пока она ослабнет окончательно…
Но здесь был не Маттео. Здесь был Серебряный принц — женщина с ледяными глазами.
Марианна уже не сомневалась, что именно она заставила мужчин в масках похитить ее.
Возможно, метод у нее будет тот же, что у Дамиани и Пилар, — наркотики. Но Марианна лучше умрет от голода и жажды, чем проглотит хотя бы крошку из этой глиняной миски, что стоит на столе!
Но похоже, никто и не собирался поить и кормить ее. Звезды начали гаснуть, уступая место порозовевшим утренним облакам, и яркие солнечные лучи проникли в комнату, а к молодой женщине так и не явилась ни таинственная госпожа, ни похитители.
Впрочем, Марианна была этому рада, хотя и мучилась неведением.
Она снова стояла у окна и всматривалась в воду, прикидывая, когда по этому каналу сможет проплыть гондола и ей удастся позвать на помощь, как вдруг ключ в замке ее комнаты повернулся.
— Здесь не плавают лодки, Марианна, ты можешь не надеяться на спасение! — прозвучал резкий насмешливый голос.
Княгиня обернулась и не поверила своим глазам — на пороге комнаты стояла Иви Сен-Альбэн.
Казалось, что время проходило мимо нее ни единой морщинки у глаз, все та же тонкая талия, все то же бледное лицо.
Даже голубое платье показалось Марианне тем же самым, что было на Иви в Селтон-Холле хотя оно не могло быть им.
Вот кто был Серебряным принцем!
— Иви… — проговорила Марианна, не спуская глаз с госпожи своих похитителей.
— Да, Иви! — зло произнесла та, и в глазах ее появился стальной блеск. — Ты думала, что я сгорела, но это не так! Я выжила и почти двенадцать лет разыскивала тебя, чтобы убить — жестоко, страшно, так же, как ты замышляла убить нас!
— Но я… — Марианна хотела сказать, что она поначалу не собиралась убивать ни Иви, ни Франсиса, но потом подумала, что спорить с Иви бессмысленно.
— А когда я узнала, что мой Франсис погиб от руки твоего мерзкого любовника, я поклялась, что ты умрешь в мучениях на моих глазах! — почти кричала Иви. — И я благодарю Господа нашего, что он умертвил Бонапарта! Теперь гореть ему в вечном адском огне!
«Что она говорит?» — не поняла Марианна.
— Умертвил… когда? — спросила она.
— А, так ты даже не знаешь, что твой Наполеонишка подох, как грязная собака! В мае, пятого числа, и этот день для меня лучше, чем все праздники!
Марианна тихонько прикоснулась к цепочке, на которой висел перстень Наполеона, — она не вспоминала о нем в джунглях, но сейчас была уверена, что именно он сохранил ее.
Значит, Наполеон умер. Она вспомнила его руки, и голос, и его ярость, с которой он выгонял ее из Лонгвуда. Его больше нет. Умер великий монарх и великий полководец, и она узнала это от брызжущей злобой Иви Сен-Альбэн.
— Ты что-то прячешь! — вскрикнула Иви, бросаясь к Марианне.
Княгиня отскочила, прикрыв руками грудь, — уж что-что, а перстень Наполеона она не отдаст этой мрази!
Но Иви вдруг остановилась.
— Можешь хранить это сколько твоей душе будет угодно, — саркастически произнесла она. — Но если мне вздумается увидеть то, что ты так старательно прячешь, я обыщу тебя, и ты не сможешь мне сопротивляться. А если задергаешься, я позову своих слуг, и они с удовольствием тебя осмотрят.