Она решительно отмела все мысли о политическом положении и задумалась о своем ближайшем будущем.
Несмотря на реальную опасность, которая подстерегала ее следующей ночью, Марианна увидела теперь свет в конце туннеля, в котором она блуждала на протяжении недель, и не могла не посчитать его счастливым предзнаменованием для грядущих дней… Когда кошмар исчезнет…
Но она внезапно почувствовала, что ей все труднее размышлять. Усталость и волнение этой бессонной ночи присоединились к покачиванию носилок.
Там внизу, к востоку, за холмами Скутари, небо побледнело и ночь стала серой. День приближался. Поднимавшаяся из садов и от моря влажная свежесть заставила Марианну вздрогнуть и съежиться. Если при прибытии ей было невыносимо жарко, теперь она начала почти мерзнуть и благословила одеяние, в которое ее облачили. Покрепче укутав плечи, она умостилась среди подушек и, отказавшись бороться со сном, закрыла глаза.
Когда она снова открыла их, над ней нависал готический портик посольства, и она поняла, что проспала всю дорогу. Но этот короткий сон требовал продолжения, и, в то время как янычары возвращались к Галатской лестнице, она поспешила войти в вестибюль под осуждающим взглядом мажордома, более шокированного, чем взволнованного роскошью ее нового наряда.
Он холодно проинформировал, что «Его Превосходительство и господин виконт провели ночь в салоне, где они все еще ожидают Ее Светлейшее Сиятельство».
Торопясь попасть в свою постель, Марианна хотела пройти мимо и отложить на более позднее время объяснение, безусловно продолжительное; но утомительное ожидание, на которое обрекли себя достойные мужи, являлось таким веским доказательством их дружелюбия. Должно быть, они исходят нетерпением и беспокойством! Не зайти к ним — значит проявить неблагодарность. Она со вздохом направилась в салон.
Но когда она открыла дверь, представившееся глазам зрелище заставило ее сострадательно улыбнуться: расположившись друг против друга за небольшим столом с великолепными хрустальными шахматами, в глубоких креслах с подушками, Латур-Мобур и Жоливаль мирно почивали. Один, спрятав лицо в складках пышного галстука, поднявшегося до ушей, с очками на кончике носа, другой — изящно опершись щекой о руку, со слегка вздрагивающими от дыхания усами, но оба мелодично похрапывали, только в разных регистрах. Они так уютно спали, что молодая женщина отказалась от намерения нарушить их покой.
Марианна тихонько закрыла дверь и, строго приказав мажордому не тревожить уснувших господ, на цыпочках прошла в свою комнату, решив хорошенько отдохнуть перед испытанием, ожидавшим ее следующим вечером…
Безусловно, по логике вещей ей следовало немедленно передать послу каждое слово султанши, чтобы он смог тут же послать в Париж подробный рапорт.
Если Наполеон так рассчитывает на османскую поддержку, может быть, он и решится направить военную помощь, единственное, что способно ослабите английское влияние…
Но сама она в это не верила, а у Латур-Мобура на этот счет было, она не сомневалась, не больше иллюзий, чем у нее.
— Поживем — увидим! — в виде утешения сказала она себе.
ГЛАВА II. СОЛОВИНЫЙ РУЧЕЙ
Приехавший с наступлением сумерек во двор посольства Франции экипаж оказался небольшой, ярко раскрашенной арбой с зелеными бархатными занавесками, как у многих жен богатых галатских купцов. Ее тянул празднично украшенный красными помпонами мощный мул, а на козлах сверкал белками глаз маленький чернокожий кучер с курчавыми волосами.
Спустившаяся из этого экипажа женщина напоминала призрак. Закутанная с головы до ног в зеленую суконную паранджу, она скрывала лицо под плотной газовой чадрой, без которой ни одна турецкая дама не посмеет показаться вне дома.
Марианна ожидала в вестибюле, одетая так же, с той только разницей, что ее паранджа была фиолетовая, а чадра отсутствовала. Вместе с Жоливалем она спустилась к экипажу, возле которого неподвижно стояла женщина. Однако, увидев, что ту, за кем она приехала, сопровождает мужчина, европеец, она молча поклонилась и протянула бумажный свиток, перевязанный шнурком с синей печатью. Затем она выпрямилась и спокойно начала ждать, пока с ним ознакомятся.
— Что это еще такое? — проворчал виконт, взяв фонарь из рук слуги. — Неужели надо столько писанины ради того, что вы хотите сделать?..
С самого утра, обычно уравновешенный, он был в отвратительном настроении. Эта экспедиция, в которую бросалась Марианна, в высшей степени не нравилась ему и даже вызывала страх. Мысль, что его юная приятельница, почти дочь, готова отдать свое здоровье, а может быть, и жизнь, в чужие руки, выводила его из себя. Он даже не дал себе труда скрыть ни раздражение, ни беспокойство.
— Вы совершаете настоящее безумство, — возмущался он. — Насколько я готов был помочь вам на Корфу, когда эта злополучная беременность только начиналась, настолько теперь я осуждаю вас! Не из принципа, до которого нам нет дела, но потому, что это опасно!
Марианна напрасно старалась переубедить его: Аркадиус готов был использовать любые средства, чтобы помешать молодой женщине отправиться к Ревекке. Ему даже пришло в голову просить Латур-Мобура объявить посольство на осадном положении или же запереть Марианну на три оборота в ее комнате и выставить охрану под окном. Но вполне вероятно, что посол посчитает его не в своем уме. И было бы жестоко нарушить ту прояснившуюся атмосферу, в которой ныне пребывал неудачливый дипломат.
Конечно, посол не испытывал большой радости, узнав, что Порта собирается просить перемирия, но новость, в сущности, не особенно его удивила. Зато он получил благоприятные предзнаменования для его собственных дипломатических отношений в будущем из внезапно завязавшейся дружбы между султаншей-валиде и княгиней Сант'Анна, дружбы, которая выразилась в приглашении провести вместе с властительницей несколько дней на ее вилле в Скутари.