- Это не правда. Ты же наполовину англичанка.
- И именно это, похоже, доставляет тебе удовольствие? Бред какой-то! А кому же принадлежат пушки, которые, может быть, точно в этот час посылают на дно корабли, так похожие на "Волшебницу" хотя бы флагом?..
Он посмотрел на нее так, словно сейчас ударит. Затем внезапно отвернулся, стараясь скрыть улыбку раскаяния.
- Сдаюсь! - буркнул он. - Ты выиграла, едем дальше...
Мгновенно гнев оставил ее. В приступе детской радости она бросилась на шею американцу, ничуть не заботясь о том, что могут подумать беженцы при виде элегантной женщины, с пылом обнимающей бородатого мужика. Он ответил на ее поцелуй, и, возможно, они забыли бы об окружающих, но хриплый голос Крэга отрезвил их.
- Посмотрите! - воскликнул он. - Это достойно внимания!
Все уже вышли из кибитки и стояли на холме, глядя на раскинувшуюся у их ног Москву. Держась за руки, Марианна и Язон присоединились к ним.
Представшее перед ними зрелище было одновременно величественным, романтичным и чарующим. Глаз охватывал весь ансамбль громадного города, заключенного в ограду красных стен длиной в двенадцать лье. Москва-река извивалась, как змея, охватывая своими кольцами острова, покрытые дворцами и садами. В большинстве дома были построены из дерева, но оштукатурены. Только на общественные строения и дворянские особняки пошел кирпич, глубокий цвет которого имел нежность бархата.
Повсюду виднелись многочисленные парки и сады, зелень которых гармонично сочеталась с перемежавшими их зданиями.
Солнце освещало тысячи церковных куполов, отражаясь от их позолоченных или лазурно-синих полушарий и сверкавших лаком зеленых и черных крыш. А в центре города, воздвигнутая на возвышенности и опоясанная зубчатыми стенами с высокими башнями, находилась громадная цитадель, настоящий букет дворцов и церквей, величаво утверждая древнюю славу Великой Руси. Кремль... Вокруг него сказочной тканью смешались Европа и Азия.
- Какая красота! - вздохнула Марианна. - Я никогда не видела ничего подобного.
- А я тем более, - сказал Жоливаль. - Действительно, - добавил он, обращаясь к остальным, - это стоит путешествия.
Таким же, очевидно, было мнение каждого, даже Шанкалы, которая после Киева полностью потеряла интерес к своим спутникам. Иногда на остановках или в пути, когда кибитка замедляла ход, она обращалась к прохожим и задавала какой-то вопрос, всегда один и тот же. Получив ответ, она без единого слова садилась на место и продолжала смотреть на дорогу.
Но теперь, облокотившись на балюстраду, она нагнулась к распростертому внизу городу и смотрела на него горящими глазами, с трепещущими ноздрями, как будто среди всех поднимающихся к ней запахов Шанкала хотела отобрать один-единственный, ибо след преследуемого ею человека привел сюда, к этому столь прекрасному городу, к которому война тянула свои зловещие щупальца.
Война между тем угадывалась, ощущалась. Ветер доносил запах сгоревшего пороха, тогда как в городе тишина с каждым мгновением становилась более глубокой и тревожной. Не слышалось ни единого знакомого шума: ни звона колоколов, ни веселого гама работающих мастерских, ни звуков музыки. Словно далекий хриплый голос пушек заставил замолчать все остальные.
Жоливаль первым развеял охватившее всех очарование. Вздохнув, он отошел в сторону.
- Если мы хотим до наступления ночи попасть в город, я считаю, что пора ехать. Там, внизу, мы постараемся узнать новости. Зажиточный класс говорит по-французски, а французская колония в Москве должна быть значительной;
Очарование быстро уступило место почти ужасу, когда спустились с холма и достигли городских ворот, где царил невероятный беспорядок. Поток беженцев столкнулся здесь с массой женщин и стариков, которые, опустившись на колени прямо в пыль перед воротами Даниловского монастыря, молитвенно сложив руки, настойчиво смотрели на большой золотой крест над главным куполом, словно надеялись на какое-то видение. Над толпой стояло неумолкаемое жужжание читаемых молитв.
В это же время подошедший по боковой дороге длинный обоз с ранеными пытался пройти через загроможденные каретами и повозками ворота. Толпа как могла старалась помочь ему проехать, уделяя ему не меньше внимания, чем кресту на куполе. Некоторые женщины даже целовали, как святыню, окровавленные повязки раненых.
Грязные и оборванные, эти солдаты вызывали одновременно ужас и жалость, напоминая армию призраков с ввалившимися глазами, горевшими на изможденных лицах.
Из некоторых открытых лавок и соседних домов выходили люди и предлагали им фрукты, вино и различные съестные припасы, а другие, собиравшиеся уехать, уступали кареты раненым и предлагали разместиться в их домах, где остались только слуги. Это казалось настолько естественным, что Марианна и ее компаньоны даже не подумали протестовать, когда два высоких парня в фартуках, видимо санитары, реквизировали кибитку.
- Если мы не подчинимся, - прошептал Жоливаль, - можем попасть в передрягу. Но из рук вон плохо будет, если нам не удастся в этой неразберихе найти карету, чтобы продолжать путешествие. В любом случае я признаю, что этот народ поражает меня: он демонстрирует перед лицом опасности замечательный пример единства.
- Единства? - буркнул Крэг. - Мне кажется, что между теми, кто уезжает и кто остается, серьезная разница. Мы встречали только элегантные экипажи. Уезжают богатые, бедняки остаются...
- Конечно! Имеющие загородные поместья устремляются туда. Я думаю, впрочем, что они пытаются сохранить свое добро. А остальные не знают, куда податься.
К тому же русские - фаталисты по природе. Они верят, что все происходит по воле Бога.
- Я думаю примерно так же, - пробормотал Язон. - Похоже, что с некоторого времени проявление свободной воли стало в высшей степени затруднительно...