Что я сделала дальше: я перевернула всю свою квартиру (с двумя комнатами моей малюсенькой квартирки это не сложно), чтобы найти свои фитнес-часы. Было дело, я надевала их каждый день, когда хотела похудеть, занялась спортом и другими полезными для здоровья вещами, как это бывает у взрослых. Часы, когда они на запястье, посылают всевозможные данные на телефон: мой пульс, например, который каждую минуту измеряется и отражается на графике.
У меня на холодильнике тогда висела распечатка такой диаграммы от 23.09.2016 и показывала, как сердце ускорилось с 74 до 156 ударов в минуту, потом частота сердцебиения медленно поднялась еще до 172, стабилизировалась и не падала еще несколько минут. Это было, когда мама позвонила мне из вашей поездки на Майорку – я еще трубку взяла только после второго звонка, а она все молчала. И я ответила раздраженно: «Мама, ну, говори! Я в магазине». Я думала: это опять из серии ее пресловутых «звонков из кармана брюк», набранных случайно. А потом она сказала: «Тима больше нет».
У меня на холодильнике до сих пор висит диаграмма, на которой видно, как разбивается человеческое сердце.
9950
Я была готова. Теплой летней ночью, в 1:46, я стояла у стены кладбища, на том месте, которое выбрала неделю назад. Место было идеальное: его прикрывал куст орешника, со стороны улицы меня никто не увидел бы, и я могла спокойно поставить к стене свою стремянку, которую притащила с собой. Я еще раз огляделась – все чисто – и поднялась на пять ступенек, откуда довольно легко могла бы перелезть через стену. Забравшись на стену, я повернулась и потянула веревку, специально привязанную к ручке лестницы. Стремянка ударялась и скребла о стену, в ночной тишине это казалось мне громом. Я затаила дыхание, прислушалась, нет ли шума или каких-нибудь голосов. Все было тихо. Я затащила стремянку наверх и опустила ее по ту сторону стены, чтобы можно было спокойно спуститься вниз и не пораниться. Я сложила стремянку и повесила ее на веревке через плечо.
Огляделась, и сердце у меня ушло в пятки. Да, ночью на кладбище жутко именно так, как себе это обычно представляют. Могу поспорить, ты был бы в восторге. Я специально подгадала под лунную ночь, чтобы все было видно и не пришлось включать фонарик. Сейчас я пожалела об этом; по мне, так видно было даже слишком хорошо. Я посмотрела на тропинку: ее обрамляли высокие черные ели, на гравий падали причудливые тени. Прямо передо мной находился источник, на страже которого стоял каменный ангел без головы, ростом с человека. Чего можно было ждать дальше? Воя волков? Лязганья цепей? Все внутри меня кричало: «Паула, беги отсюда!» Но я взяла себя в руки и посмотрела в смартфоне, где нахожусь. Там на карте я отметила твою могилу, чтобы можно было увидеть маршрут, как пройти. Сто семьдесят шесть метров.
Я пошла вперед, руки у меня дрожали, сердце готово было выпрыгнуть из груди. Любой незначительный шорох повергал меня в ужас, а когда рядом со мной неожиданно вспорхнула птица, я чуть не разревелась. Думать рационально и логически рассуждать днем – это просто. Ночью на кладбище тебе вдруг снова семь лет, и в голову приходят истории типа «Кладбища домашних животных» или «Оно», и монстры в голове начинают представлять совершенно реальную опасность.
Через несколько метров узкая тропинка повернула направо и вывела на главную дорогу, которая была значительно шире, по краям стояли высокие липы. Здесь было порадостнее и посветлее. Памятники с обезображенными ангелами виднелись поодаль от дороги. Повернуть направо, потом налево, и я на месте – так показывала карта. Я прошла мимо мавзолея, о котором смутно помнила еще с твоих похорон. Там мама останавливалась, чтобы присесть на ступеньку, когда мы возвращались с могилы, у нее подкашивались ноги. «Все нормально. Все нормально», – повторяла она, хотя все видели, что ничего не нормально. Как могло быть все нормально, когда мы только что положили тебя в землю?
Я отбросила все мысли, чтобы сконцентрироваться на своей миссии, и пошла дальше, пока вдруг не оказалась перед твоей могилой. Неожиданно. Бамс! – и я вдруг стою там и смотрю на квадратную темно-серую плиту, на которой мы выгравировали огромного бочкоглаза. Мне тогда пришлось даже ругаться с папой: ему это казалось глупо и не к месту. Это оттого, что он-то не путешественник и не исследователь морей, каким был ты. Ну а что тут поделаешь, они всего лишь родители, да ведь? На твоей надгробной плите написано: