Выбрать главу

Луисцар гордо поднял подбородок и отрезал:

— Признаю!

— У вас имеются сомнения?

— Нет!

— Обоснуйте свою уверенность, — потребовали от него.

Маша едва не хлопнула себя по лбу. Она была уверена, что от злости на Совет у нее покраснели волосы.

— Я считаю членов Совета самыми мудрыми и справедливыми судьями во всей Вселенной и не вижу причин подробно рассказывать, что значит быть с кем-то запечатленным. Многоуважаемый Орден знает это лучше меня. Можно обмануть зрение, слух, обоняние, но не сердце. Эта женщина прописана мне Вселенной, и наша связь — нить, объединившая души. Запечатленный никогда не признает самозванку своей парой.

«Вау!» — пронеслось в голове Маши, и она приковала к Луисцару обалделый взгляд. Ей по-разному признавались в любви. Конечно, все это было игрой. Особенно в постели. Мужчины нашептывали признания, чтобы приободрить ее, раскрыть и получить максимум удовольствия. С Луисцаром все было иначе. Он будто действительно ждал ее, искал, изнывал от тоски, а теперь не мог поверить в свое счастье, боялся оказаться обманутым и вновь потерять ее.

Члены Совета опять зажужжали роем. Посовещавшись, они обратились к Маше:

— Признаете ли вы себя Мариэль — спасенной принцессой Палалии, хранительницей памяти расы палал?

Она уставилась на выжидающие лица и сглотнула. Понесла шефу лазанью и попала на суд Междумирья, призывающий ее признать себя чуть ли не ответственной за целую вымершую расу. Вспомнив наказ Луисцара, она поглубже вдохнула и хрипло ответила:

— Ну да.

Ее ответ не удовлетворил Совет, поэтому откашлявшись, она заявила как можно четче:

— Да! Я Мариэль, принцесса Палалии, хранительница памяти расы палал.

— Как ваше тридцатилетнее пребывание среди недоразвитой расы отразилось на памяти расы? — спросили у нее.

— Я ничего не помню, — призналась Маша, — если вы об этом.

— Орден назначит вам уполномоченного сотрудника, который поможет восстановить память расы. На данный момент вам готовы дать приют шесть ближайших миров. У вас есть особые пожелания к выбору нового дома?

Маша взглянула на Луисцара.

— Я хотела бы отправиться в Опретаун.

Совет снова зашушукался. Прошло несколько долгих минут, прежде чем ей ответили:

— Мы согласны удовлетворить вашу просьбу. Вопрос о вашем брачном союзе с Луисцаром будет решен в ближайшее время. Вы получите письменное уведомление о принятом Советом решении. Надеемся, вы потрудитесь восстановить память как можно скорее и поставить точку в деле о расе палал.

Это было довольно жестоко. Создалось впечатление, что Ордену наплевать, сколько рас погибает во Вселенной и почему. Маше стало обидно за палал, и она не сдержалась:

— Извините меня, многоуважаемые вы! Речь идет о вымирании целого мира, а вам важно поскорее поставить штамп на последней странице книжки по истории?

— Мариэль, — услышала она шепот Луисцара.

— И почему вы должны принимать решение о нашей свадьбе? — не унималась она. — Может, я не хочу за него замуж! А может, выйду прямо сегодня!

Один из членов Совета встал и, рыкнув, громогласно заговорил:

— Мы не в силах воскресить палал! Но мы должны точно знать, что уничтожило Палалию, чтобы в дальнейшем предотвращать подобные трагедии в других мирах. Прошло тридцать лет. Палал давно оплаканы. Что касается вашего второго вопроса, то вам следовало задуматься о том, что запечатленные пары оказывают влияние на всю Вселенную, и мы не хотим допустить ошибку. Тем более рождением полукровок, склонных к измене! Уж об этом императрица Тальина и император Луисцар должны были вас осведомить! Будьте любезны, отрекитесь от навыков, привитых вам недоразвитой расой, если не желаете быть сосланной в Трейс! Заседание объявляется закрытым!

Не единственный наследник Опретауна…

Полукровки, склонные к измене…

Маша могла с уверенностью сказать, что все это связано со странным поведением Тальины и Луисцара. Они чего-то боялись, в чем-то сомневались. Но они единственные, кого Маша знала в этой неизведанной ею части Вселенной. Она понятия не имела, чем обернется завтрашний день, но этот хотела провести среди более-менее знакомых лиц. В любом случае, есть еще пять миров, готовых принять ее — хранительницу памяти целой расы, которая еще утром была секретаршей, окованной кандалами ипотеки.