Оставшись одна, она вышла на балкон, подошла к краю и, положив ладони на каменный парапет, посмотрела вдаль. Кукуруза Опретауна имела гигантские стебли непривычного для Мари розового цвета и пахла пионами с тонкими нотками роз. Поля идеально ровными рядками и полосами уходили к небосклону и соединялись со сверкающим перламутровой пыльцой небом.
Подышав, Мари выбросила из головы напыщенных членов Совета и, вернувшись в комнату, залезла на кровать. Мягкая, с приятной телу тканью и очень удобными подушками, принимающими форму головы и поддерживающими шею. Сняв туфли, Мари сбросила их на пол и, застонав от удовольствия, быстро уснула.
Глаза… Голубые-голубые, как чистый океан в солнечный день… Загадочные, сексуальные, обладающие какими-то магическими флюидами, обаянием и неповторимостью… Мари тонет в них и слышит многоголосый шепот, шелестящий кукурузными полями: «Запечатлена… Запечатлена… Запечатлена…»
Ее разбудил стук в дверь. Мари кое-как разлепила глаза и приподняла голову. Комната погрузилась в сумрак. Вошедшая служанка оповестила, что император Луисцар приглашает Мари на ужин, а урчание в животе напомнило, что с утра у нее во рту и маковой росинки не было.
Мари вылезла из постели, умылась и вошла в гардеробную. Сплошные зеркальные дверцы, за которыми ее ждали платья, блузки, юбки, костюмы, туфли, сапоги, шляпки, сумки, аксессуары на любой вкус и цвет. Решив не наглеть, Мари выбрала скромный приталенный сарафан чуть ниже колена, с широкими лямками. К нему она подобрала босоножки и кокетливую заколку, которую прицепила к правому виску. Локоны ее волос изящно струились по ее плечам, и Мари впервые в жизни признала, что они потрясающие.
Служанка проводила ее на террасу на крыше самой высокой башни, где был накрыт стол на двоих. На Опретаун опустилась ночь, и стоявший спиной Луисцар освещался холодным сиянием небесных спутников и горящих на террасе свечей. Медленно обернувшись, он зачарованно взглянул на Мари и произнес:
— Здравствуй.
Она улыбнулась и ощутила, как загорелись ее щеки. Еще ни один мужчина не вызывал у Мари исступленный трепет. На Луисцаре была широкая белая рубашка, застегнутая на две пуговицы, и такие же белые брюки, соблазнительно подчеркивающие его смуглую кожу.
Луисцар жестом руки отпустил прислугу и, подойдя к столику, выдвинул для Мари стул с высокой спинкой. Она улыбнулась еще шире.
— Спасибо, — ответила она, сев.
Луисцар сел напротив и спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
— Превосходно.
— Что-нибудь вспомнила?
— Кажется, да, — Мари внимательно посмотрела в глаза Луисцара. — В этот раз воспоминание было приятное. Я видела твои глаза и слышала чей-то голос. Вернее, голоса. Мне говорили: «Запечатлена».
Луисцар сыто улыбнулся:
— Ты вспомнила момент нашего запечатления. К сожалению, это была наша единственная встреча. Вскоре Палалия сгорела, а ты исчезла.
— Давай не будем о грустном, — подбодрила его Мари, заметив, как улыбка снова исчезает с его прекрасного лица. — Ты говорил о празднике.
— Ах, да! Я созвал гостей на завтра. Ты не против?
— И все успеют приехать?
— Приехать? Мари, у жителей Опретауна телепортационные капсулы. Они прибудут в любое время.
— Пожалуй, мне к этому придется привыкнуть.
Они заулыбались, и Луисцар спросил:
— Что тебе положить? Салат или закуску? Что будешь пить?
— Мне без разницы, — пожала она плечами и позволила императору поухаживать за ней. — А Тальина не присоединится к нам?
— Нет.
Больше Мари о ней не спрашивала. Во время ужина она старалась говорить с Луисцаром на добрые, позитивные темы и наслаждаться его улыбкой. Он делился с ней рецептами местных блюд, от которых Мари пришла в восторг, обещал показать ей, как изготовляют опретское вино, познакомить ее с культурой и бытом своего народа.
После ужина слуги принесли на террасу и осторожно установили телескоп. Но не обычный, а с двумя объективами, чтобы можно было смотреть на небо обоими глазами. Мари долго рассматривала небесные спутники Опретауна и слушала Луисцара, рассказывающего какие-то легенды и поверья. Зрелище было впечатляющим. Рядом с большими небесными телами Мари видела маленькие, а еще целые хвосты и кольца.
— А я увижу отсюда Землю?
— Нет. Она слишком далеко, — ответил Луисцар, погрустнев. Он чувствовал печаль Мари и, естественно, разделял ее.