— Не спится? — поинтересовался Нэим, в ночном полумраке сверкнув светло-серыми глазищами.
— Я ужинала, — ответила Мари, остановившись в нескольких шагах от него.
— Я тоже проголодался. Как ты себя чувствуешь, Мариэль?
— Отлично.
Смотря на него очередной раз, Мари вновь показалось, что они встречались раньше. Она будто знала этот расчетливый взгляд, надменность в голосе.
— Ты что-нибудь вспомнила? — полюбопытствовал он, сделав шаг навстречу.
Она решила не скрывать правду. Если за ней следят даже стены, то Нэим уже знает о том, кого она вспомнила. Ее ложь может послужить мотивом для ее обвинения в измене.
— Родителей.
— Хорошо, — ответил Нэим и, обойдя ее, пошел дальше. — Кстати, через правое крыло ты быстрее попадешь к себе.
Мари с облегчением выдохнула, когда стих звук его удаляющихся шагов. Сориентировавшись, она просчитала, куда идти, и поспешила подальше от Нэима. Найдя нужную дверь на нужном этаже нужной башни, Мари без промедления постучалась, а когда Стон открыл ее, вошла, не дожидаясь приглашения.
— Эй, ты борзянки объелась? — возмутился флиом.
Блин, сев на единственной кровати, поправил сползшую набок шапочку с помпоном.
— Вы что, спите в одной постели? — удивилась Мари. — Хотя не отвечайте! — помахала она рукой. — Не уверена, что я хочу это знать.
— Че за дела? — всплеснул руками Стон, закрыв дверь.
— Мне надо поговорить с вами!
— Когда мы хотели поговорить с тобой, ты выставила нас вон!
— Вас интересовал цвет волос на моем лобке, а меня интересует наше с вами будущее! — Мари скрестила руки на груди и села на свободную софу. — Что будет с вами, если вдруг меня отправят в Трейс?
Стон и Блин переглянулись. Стон дошел до кровати и, тоже сев, заболтал ногами.
— Скорее всего, нас никогда не восстановят в должности, — пожал плечами Блин. — А разве у Совета есть причины приговорить тебя к ссылке?
— Нет. Конечно нет. — Мари обвела комнату взглядом и спросила: — Я уважаю Совет. А вы?
Блин спрыгнул на пол, доплелся до тумбочки, выдвинул ящик и вынул из него лазерную ручку-фонарик. Включив ее, он осветил несколько мест на углах и стенах комнаты, и Мари увидела мелкие замигавшие лампочки. Жучки, догадалась она.
— Мы тоже уважаем Совет, — ответил он. — Верим в его справедливость.
— Я зря паникую, — с наигранным волнением произнесла Мари. — Просто столько всего навалилось. Похоже, я боюсь.
— Тебе надо развеяться, — сказал Стон. — Не хочешь полетать на свейхе над кукурузными полями?
— О, прекрасная идея! Встретимся после завтрака?
— Ага, как будто император Луисцар тебя отпустит. Мы все равно уже не уснем. Поэтому если хочешь, можем полетать сейчас.
— Сейчас? Ну хорошо. Мне тоже не спится. — Мари с трудом подавила зевок, но была согласна на все, лишь бы остаться с флиомами наедине там, где их никто не будет подслушивать.
Не переодеваясь, Стон и Блин обулись в комнатные тапки и вышли из комнаты. Мари пошла за ними. Во внутреннем дворике они активировали свой свейх и помогли ей сесть.
— Можешь не пристегиваться.
Флиомы завели машину, и она, оторвавшись от земли, взмыла над дворцом.
— Ты же не серьезно про уважение к Совету? — через плечо спросил Стон. — Они готовы раздавить нас за то, что мы нашли единственную хранительницу памяти палал. В голове не укладывается.
Блин осветил салон тем же лазером и оповестил:
— Чисто.
Флиомы включили автопилот и развернули свои кресла к Мари.
— Почему они тебя боятся? — прямо спросил Стон.
— Что? — опешила Мари. — Боятся? Кто?
— Нэим, Тальина. С Лейсандрой-то понятно. Ты у нее мужика увела.
— Я не знала, что они меня боятся. Вообще-то я хотела спросить у вас о Шеймасе. Давно вы служите у опретов? Знали ли Шеймаса?
— Давно, — кивнул Блин. — Жалко его. Он должен был стать императором Опретауна.
— В чем его обвинили? — Мари не терпелось все узнать.
— В измене. Совет не афиширует подробности судебных приговоров, — сообщил Стон. — Об этом знают только близкие родные осужденного. То есть Тальина и Луисцар. Возможно, Нэим и Лейсандра тоже в курсе. Но только это ничего не меняет. Все началось, когда умер старый император — отец Шеймаса и Луисцара. Говорят, перед смертью он поведал старшему сыну какую-то тайну. А тот накануне своей коронации отправился в Орден. Мы не помним, чтобы Шеймас вел себя странно…
— Вернее, страннее обычного, — подметил Блин. — Странным он был всегда.