Теперь Иоли возвращалась домой поздно вечером. Альфредо почти физически ошущал. как постепенно гаснет его семейный очаг, но не знал, что предпринять.
Казалось бы, Иоли не в чем упрекнуть. Она, безусловно, не изменяет ему. И мысли такой нет головке чистой, благородной Иоли. Но она отдалилась от него, в этом нет сомнений.
Альфредо привык всегда делиться своими переживаниями с Сесилией, она больше чем секретарша, она — член его семьи. И она так терпелива с ним, так добра! Как бы он без Сесилии обходился, особенно сейчас, когда ему не по себе.
Сегодня они готовили партию игрушек к отправке, и Альфредо, поглядывая на расторопную работу Сесилии, ощутил прилив нежности к девушке.
— Сесилия, прости, что приходится так много заставлять тебя работать, — сказал он. — Порой мне кажется, я перегружаю тебя. Злоупотребляю твоей добротой.
— О, не беспокойтесь! — улыбнулась Сесилия. — Мне очень нравится работать, дома мне скучно!
— И мне тоже, — признался Альфредо. — Я не тороплюсь возвращаться в пустой дом, где нет семейного тепла, о котором я мечтал, когда женился. Я тебе не надоел?
— Нет, что вы, конечно, нет!
— Конечно, да, — покаянным тоном произнес Альфредо. — Я все время говорю о том, что происходит со мной, о своих чувствах, переживаниях.
Сесилия сделала протестующий жест:
— Просто у меня нет личной жизни и мне не о чем рассказывать…
Работа была закончена.
Сесилия и Альфредо взяли кипу папок с документацией, чтобы отнести их в машину Альфредо, — он собирался посидеть над ними дома.
На лестнице Сесилия споткнулась и выронила папки из рук. Альфредо, нагнувшись, вместе с ней стал их подбирать. Он сам не знал, как случилось, что дальше он, потеряв равновесие, обнял Сесилию и вдруг прижался к ее губам.
Смущенные, они вышли на улицу.
— Извини, Сесилия, не знаю, что на меня вдруг нашло, — пробормотал Альфредо.
Самообладание не изменило Сесилии. Она печально улыбнулась:
— Ничего и не было.
— Я знаю, но… Я действительно огорчен. Я не хотел тебя обидеть, поверь.
— Вы не обидели меня, — торопливо возразила Сесилия. — Это была случайность.
— И что ты теперь думаешь обо мне? — ободрился Альфредо.
— Что вы самый достойный человек, какого я только видела за всю свою жизнь, — ответила Сесилия. — И что вы никогда не позволите мне упасть с лестницы…
Альфредо поразмо то, что девушка в этой ситуации не потеряла способность шутить.
— Ты красивая девушка. — вздохнул он. — И не такая, как другие. Ты очень хорошая…
Весь вечер Мариелена пыталась дозвониться от Челы в Мадрид.
Но номер телефона отеля, в котором остановился Луис Фелипе, не отвечал.
Между тем в Мадриде в это время была уже ночь. Подозрения с новой силой охватили Мариелену. Неужели она и вправду очередное увлечение Луиса Фслипе, не больше? И там, в Мадриде, у него сразу же появилась подруга, с которой он сейчас развлекается?
Мариелена чуть с ума не сошла от этой мысли.
…Дома, когда все легли спать, она потихоньку подошла к телефону и снова и снова стала набирать один и тот же номер, бормоча про себя как заклинание:
— Луис Фелипе, ответь! Ответь!
И вдруг — сухой щелчок — трубку подняли. Женский голос произнес:
— Алло!
И сразу же трубку из рук той женпщны перехватил Луис Фелипе.
— Кто говорит? Я слушаю! — услышала Мариелена его взволнованный голос.
— Это я, — произнесла она.
Слышимость была хорошая, и Мариелена отчетливо расслышала радость, прозвучавшую в голосе Луиса Фелипе.
— Мариелена, любовь моя! Как я счастлив, что ты позвонила!
— Луис Фелипе, что за женщина сразу взяла трубку?
— Это Долорес Гутьеррес, просто Лола, она отвечает за общественные связи компании, которая нас принимает!
Тут до Мариелены донесся жалобный стон Рене:
— Мне плохо, я умираю…
Немно успокоенная тем, что и Рене находится с Луисом Фелипе, она спросила:
— А что такое с Рене?
Луис Фелипе засмеялся:
— Да он пьян в стельку! Родная, я так по тебе скучаю! Это невыносимо!
— Я по тебе тоже, — горячо отозвалась Мариелена, но тут увидела Кармелу, очевидно обеспокоенную шумом в столь позднее время, и повесила трубку.
— С кем ты говорила? — удивилась Кармела.
— С Сесилией, — нашлась Мариелена. — Я оставила у нее ключи от кабинета…
— С этой работой ты совсем тронулась умом, заключила Кармела, — звонить человеку среди ночи… Это неприлично.