— А чтобы Ники не остался один, с ним побудет Мелисса, — хитро подмигнул Андреас Никанору — их план поженить детей оставался в силе.
— Ну конечно, если Мелисса рядом, со мной не произойдет ничего плохого, — вдруг мрачно сказал Ники.
На эти слова никто не обратил внимания, только Мелиссу они больно кольнули. Они остались в палате одни.
— Почему, почему ты не сказал никому, что я тебя толкнула? — волнуясь, спросила она.
— Ненавижу скандалы, — утомленно закрыл глаза Ники. — Ты же знаешь моего отца. Он бы рассердился, отправил тебя в тюрьму. Я это сделал не ради тебя, а ради спокойствия наших семей.
— Я только хотела пошутить. Прости, — Мелиссе всегда было трудно просить прощения, но сейчас она делала это с искренним облегчением.
— Эта шутка чуть не стоила мне жизни, — напомнил Ники. — Представляю, что бы ты сделала, если бы я отколол такую шутку.
— Никто тебя не просил меня выгораживать! — тут же вскипела Мелисса. — Не думай, что я буду сгорать от благодарности и всю жизнь чувствовать себя твоей должницей.
И между ними началась обычная перепалка. Стоило им остаться хоть на пять минут вдвоем, как начиналась ссора. Я сделал все что мог, говорил себе Ники. Я приложил столько стараний, чтобы стать её другом. Но мы по-прежнему враги. Похоже, между нами существует непреодолимая несовместимость. Отец не хочет этого понять. Ники долго размышлял после ухода Мелиссы. И результатом этих размышлений стал решительный разговор с отцом.
Никанор вернулся в больницу очень довольный. Все как будто складывалось неплохо с предвыборной кампанией Андреаса. И Мелисса сегодня приходила навестить Ники, значит, у них все налаживается. Когда же помолвка?
— Никогда, отец! Свадьбы не будет, — вдруг твердо заявил ему сын. — Мелисса не любит меня. Я не люблю ее. Пойми же, речь идет о моем счастье.
Никанор даже оторопел. Никогда еще Ники не смел так разговаривать с ним. Ведь это для него же, для его будущего он так старается устроить этот брак. Но сейчас не время давить на него, пусть окрепнет, поправится. Никанор решил не сдаваться и терпеливо выждать какое-то время.
Иоли навещала Челу каждый день, приносила ей подарки и сладости. А Чела ждала Камачо и надеялась сама не зная на что. Ведь Камачо не раз заявлял ей, что никогда не разведется и не жениться на ней. Мать все больше изводила ее упреками, пересуды среди соседей не стихали. Вот почему Чела в конце концов сдалась и сказала «да». Да, она отдаст своего ребенка в хорошую обеспеченную семью, доброй, любящей женщине.
Иоли так обрадовалась, как будто получила наконец долгожданное известие о своей беременности. Она была почти счастлива, позабыв на время, какие предстоит преодолеть трудности — разыграть беременность, отъезд из дома. Да и Хавьер. Она еще должна поговорить с Хавьером и убедить его дать ей свидетельство о рождении ребенка. Но Иоли отправилась вовсе не к Хавьеру. Сначала ей хотелось сообщить новость мужу. Ведь ребенок у них будет, обязательно будет. Она скажет правду, к сожалению, только наполовину.
Глаза ее сияли, как звезды, когда она объявила Альфредо:
— Я почти уверена, да, все признаки налицо, я беременна!
Через час семейство уже сидело за праздничным столом, и Руфино произносил первый тост за здоровье будущего внука. Он пожелал завтра же купить ему кроватку, белую. Кармела поможет ему выбрать самую лучшую. Теперь в доме говорили только о ребенке. Это несколько утомляло и беспокоило Иоли. Она боялась слишком широкой огласки среди соседей и знакомых. Ведь многие из них знали Челу.
с Альфредо у них не прекращались постоянные споры. Альфредо мечтал стать образцовым отцом. На следующий день он заявил Иоли: — Любимая, я пойду с тобой к врачу. Хочу все все знать о своем ребенке, помогать тебе. И на занятия для будующих мам будем ходить вместе. Я тоже хочу всему научиться — кормить, пеленать. В будущем я смогу сказать ему, что был рядом им с первых минут его жизни.
Иоли стоило немалых трудов отговорить его от этой затеи. Но Альфреда не унимался. Каждый день он с удовольствием покупал что-нибудь для будущего ребенка — одежду, игрушки.
— Но ведь это не для новорожденного, а для годовалого ребенка, — смеялась Иоли, разглядывая принесенные им детские туфельки или одежду.
— Ну и что же, пускай у него будет запас на несколько лет вперёд. Когда моя мама была только на третьем месяце, мое приданое было готово до последней мелочи.
Особенно угнетали Иоли утомительная опека и забота о ней родных. Мать постоянно спрашивала, не тошнит ли ее, не нужно ли ей прилечь. Стоило ей взять в руки графин с водой, как муж и свекор бросались отнимать — ей нельзя поднимать такие тяжести. В конце концов она не выдержала и вскипела: