Он называл себя Счастливым и Эпафродитом, и льстецы величали его этими именами, а он, равнодушный, презирающий чернь, старался унизить ее, осмеять и держать в железном кулаке.
«Я властелин жизни и смерти, — думал он, — владыка подлых римлян, потерявших величие и прежнюю доблесть. Пусть же они узаконят во мне своего господина».
Однажды он внезапно выехал из Рима в Тибур и послал оттуда приказание сенату выбрать интеррекса, а потом предложил избрать себя диктатором не на определенный срок, а до тех пор, пока в римской республике не утихнут волнения.
Выборы состоялись наспех — римляне, не имея законов, предложили Сулле диктатуру: они знали, что навязывают себе тиранию, но жизнь, не ограниченная законами, была подвержена произволу, и они соглашались получить законы, «какие император найдет подходящими для блага республики».
Став диктатором, Сулла разрешил провести выборы консулов и стал обдумывать законы. Он хотел повернуть жизнь к старым порядкам, передать главенство древним аристократическим родам, «достойным» управлять, и думал: «Нужно разредить аристократию, уничтожить бесполезных трутней, и ряды ее пополнить людьми, преданными мне… Права римского гражданства признать за всеми провинциалами, будь то даже варвары, чтобы легче провести романизацию Италии. Все должны быть римлянами — никаких племен, говорящих на своих языках!»
Запретив занимать претуру лицам, не служившим в должности квесторов, а консулат — магистратам, не бывшим преторами, он отменил раздачу дарового хлеба пролетариям, уничтожил комиции по трибам, а деятельность народных трибунов свел к нулю: освободив затем десять тысяч рабов, он даровал им права гражданства, назвал корнелиями, осыпал милостями; это были люди, готовые поддержать его на форуме, слепо преданная стража, всегда вооруженная, охраняющая господина и готовая как на подвиг, так и на любое насилие или преступление.
Проведя законы, Сулла приказал Хризогону разослать соглядатаев на улицы, в общественные здания и в кварталы плебеев. Он хотел знать отношение населения к законам и к нему, диктатору.
Через несколько дней Хризогон, бледнея и путаясь в словах, доложил, что плебс волнуется, кричит о беззаконии и проклинает Суллу, а магистраты недовольны постановлением насчет претуры и консулата.
— Заметил этих мужей? — спросил Сулла. — Как поступил с недовольными?
— Прости, император, но тех и других было так много, что я не решился…
Сулла рассмеялся:
— Тебя испугало количество? Пустяки! Прикажи корнелиям беспощадно убивать недовольных. Такую же меру провести во всей Италии.
— Будет сделано!
— Вменить в обязанность соглядатаям замечать выражение лиц квиритов…
— Прикажешь убивать таких недовольных?
— На месте… Справишься с этим делом — получишь награду.
Хризогон опустился на колени и поцеловал руку Суллы.
— Я достаточно награжден тобой, император! Из грязи, из ничтожества вытащил ты меня железной рукою, возвысил, осыпал милостями… Я, как и десять тысяч корнелиев, готов умереть за тебя каждую минуту…
— Хорошо, — равнодушно выговорил Сулла, — иди. Делай, что приказано.
XV
Удрученные смертью Люцифера, погибшего в бою у Коллинских ворот, Геспер и Виллий тайком вернулись в Рим. Кровопролития, произвол ветеранов, бесправие народа — всё это было страшнее бесчинств во времена Мария: теперь всё делалось с холодным расчетом, было заранее обдумано, и Геспер бессильно сжимал кулаки, беседуя с Виллием.
— Тиран обещал плебсу блага — и обманул! — злобно говорил он. — Где хлеб, где народные трибуны? Сколько людей казнено и сколько будет убито еще из-за угла, без суда и следствия! Месть и борьба — вот что нам остается! Все ненавидят его: и популяры, и вольноотпущенники, которым урезано право голоса, и клиенты, и дети проскриптов, и толпы разорившихся людей, и даже всадники!
— Привлечем ветеранов на свою сторону! — воскликнул Виллий. — Они плебеи и не должны выступать против плебса! О боги, видите? Человеческая жизнь ничего не стоит!..
— Не призывай богов, — усмехнулся Геспер, — они помогают только аристократам. Диктатор создал господство вооруженной силы и жадных своих клевретов. Разве расхищения, грабежи, обжорство, пьянство, мотовство и разврат не ведут республику к упадку?