Слушая визгливые голоса детей, которых рабы учили плавать, Сулла добирался до закинутых сетей и радостно возвещал издали об обильном улове.
Он вываливал добычу на песок: серебряные рыбы, вздымаясь, бились и сверкали на солнце. Дети со смехом хватали скользких извивающихся рыб и упускали в море.
Любил он и охоту: нередко пропадал дни и ночи, ходил в сопровождении рабов на горных коз и никогда не возвращался без добычи. Охотился он также и на зайцев: верхом на коне, с собаками, он загонял их и убивал ударом бича.
Потом он занялся хозяйством: наблюдал, как невольники работали в полях и огородах с двузубыми мотыгами в руках, как они обрезывали лозы кривыми ножами, как жали траву и хлеба серпами и уносили колосья в корзинах.
Он любил смотреть на молотьбу, простаивая часами на месте. Босоногие загорелые рабы с визгливыми криками прогоняли по колосьям, сваленным на току, крепких мычащих быков, и они вытаптывали из них зерна. Узнав же от виллика, что в Неаполе можно купить трибулу — тяжелую доску с железными выпуклостями, в которую запрягают быков, — он сам поехал за нею.
Глядя на рабынь, веявших зерно на ветру, он нашел, что работа производится медленно, и велел приобрести несколько веялок. И тогда зерно увозилось в сухие, проветриваемые житницы, установленные на столбах, он весело возвращался домой, считая труд земледельца самым счастливым.
Вскоре он уединился, принявшись за свои «Достопамятности». Сначала он писал их сам, однако медленная работа не удовлетворяла его, и он принялся диктовать их вольноотпущеннику Эпикаду.
Сулла ходил по таблинуму, громко произнося по-гречески, как учитель в школе, и мысли его уносились к незабвенным временам, когда он побеждал войска Митридата, наступая на него с маленькими силами.
Однажды, отпустив Эпикада, он описывал своих жен, любовниц, гетер и простибул, наделяя каждую отличительными качествами.
Раб возвестил:
— Господин, прорицатели из Этрурии.
Сулла отложил дощечки. Входили белобородые мужи.
— Откуда вы? — спросил хозяин.
— С востока.
Сулла улыбнулся. Прибытие с востока означало счастье.
— Я вас призвал потому, — сказал он, — что молния ударила в дорожку сада, когда я прогуливался.
В саду земля боковой дорожки была разворочена, песок разбросан.
— Подобно тому, как умерший должен быть погребен, а душа очищена, — сказал старший предсказатель, — так же необходимо похоронить и очистить огонь молнии…
— Делай, что надо, — заметил Сулла.
— А для этого, — продолжал старик, — прикажи сделать гроб, каменный или кирпичный, со стенками, залитыми цементом, выступающими над поверхностью земли, а затем принеси очистительную жертву…
— Какую?
— Двухлетнего ягненка.
Вечером предсказатели занялись наблюдением молний. Они различали одиннадцать видов их, по цвету и временам года, и когда кончили созерцание, пришли к Сулле глубокой ночью и разбудили его:
— Воистину ты счастлив, Счастливый! Юпитер заботится о тебе: небесные огни были справа, ни одного не заметили мы слева. Венера любит тебя, и если ты все свои помыслы отдашь ей, она наградит тебя любовью самых юных и красивых девушек. А жизнь твоя будет спокойна, а ты завершишь всё, что задумал…
Щедро наградив прорицателей, Сулла отпустил их. Он испытал суеверный страх перед этими людьми и боялся, как бы они не сделали ему зла.
«Кто их знает, — думал он, хмурясь, — подкупят их мои враги, и несчастья посыплются на мою голову. Пусть уезжают поскорее».
И когда они чуть свет отправились по дороге в Путеолы, он вздохнул с облегчением.
Работая однажды над своими «Достопамятностями», Сулла услышал знакомый голос и вышел в атриум. Навстречу ему шел претор Сизенна. Они дружески обнялись.
— Давно из Рима? Что нового?
— Жизнь течет спокойно, благодаря твоим мудрым законам. Красс по-прежнему поджигает дома квиритов и скупает их, Катилина кутит день и ночь, Помпей занят любовными похождениями и враждует с Крассом из-за первенства, а Лукулла в обществе не видно: говорят, он занимается философией Эпикура, а досуги проводит в объятиях невольниц.
— Ну, а ты?
— Я пишу, император, историю твоей жизни, походов, побед, завоеваний, диктатуры, мудрых законов и восстановления древней жизни.
— Когда я закончу свои «Достопамятности», ты сможешь ими воспользоваться, чтобы пополнить недостающие сведения.