— Разве у тебя нет верных сателлитов? — спросил Главция. — Выйди на улицу — они у дверей дома, выйди в перистиль, и ты увидишь их в саду…
— Зачем ты позвал их?
Главция нагнулся к Сатурнину и шепнул ему на ухо:
— Они пришли, чтобы провозгласить тебя царем.
— Царем? — вспыхнул народный трибун. — Это слово ненавистно римлянам, и стать царем — значит совершить величайшее преступление против закона.
— Идем. Нас ждут важные дела.
Когда они втроем вышли на улицу, Главция протяжно свистнул, и толпа сателлитов, вооруженных дубинами, с оружием под плащами, окружила их.
— Марий мне не нравится, — криво усмехнулся Сафей, — мой совет — не доверять ему.
— Что ты?! — вскричал Сатурнин. — Мы оказали ему немало услуг, и он весь наш.
— На его косматом лице я видел нерешительность, а в медвежьих глазах — трусливое колебание, а может быть, и предательство… Берегитесь, коллеги!
Юлия, находясь в таблинуме, слышала разговор Главции с Сатурнином и дрожала, не зная, как предупредить Мария. «Они погубят его, — думала она, — речи Главции о провозглашении Сатурнина царем — это посягательство на власть. Но Сатурнин отказывался. А если согласится?..»
Когда гости ушли, она выбежала из таблинума, схватила мужа за руки.
— Гай, взгляни! Скорее! — тащила она его к двери. — Видишь сателлитов? Они находились в нашем саду и на улице, охраняя своего царя…
— Какого царя? — удивился Марий. — Ты что-то путаешь…
— Нет, нет.
И она рассказала о случайно подслушанной беседе. Марий побледнел.
— Как, из популяров — в цари? — шептал он. — Да не может быть! Если сателлиты хотят провозгласить его царем, если мерзкий Главция уговаривает, то есть единое средство пресечь зло… О боги! Что мне делать? Не лучше ли притвориться больным и не выходить из дому?..
Размышления его были прерваны возгласом раба:
— Господин, какой-то калека желает тебя видеть.
Марий нахмурился.
— Пусть войдет, — ответила за него Юлия.
И в атриум проник Виллий в грязной тунике, висевшей на нем лохмотьями.
— Виллий?! — вскричал Марий.
— Прихожу к тебе, Гай, с дурными вестями…
— Родители?..
— Увы! — вздохнул Виллий. — Твой отец присылает тебе предсмертную эпистолу, а мать, умершая в иды прошлого месяца, — лучшие пожелания и последний поцелуй.
Слезы навернулись на глаза Мария, губы задрожали, но только на мгновение. Он овладел собой и принялся разбирать грубые, неуклюжие письмена:
«Гай Марий-отец — своему сыну Гаю Марию, великому военачальнику и консулу.
Твоя мать, сын мой, сошла недавно в подземное царство Аида. Я и она всегда желали тебе удачи, славы, побед и благополучия. Но, ради богов, будь, сын, благодарен до гроба Метеллу Нумидийскому, который тебе покровительствовал и выдвинул тебя на государственную службу. А у нас в Цереатах слухи, что ты восстал против него, второго отца своего, и роешь ему яму… О, если это правда, — остановись! Проси у него прощения, умоляй на коленях, стань его верным слугою…»
Марий не дочитал, лицо его исказилось. Этот сильный человек, глядевший не раз в глаза смерти, не мог больше смотреть в эпистолу и быстро отошел к ларарию, чувствуя, как приливает кровь к лицу.
«А я посягаю на его жизнь, — думал он. И вдруг обернулся, в глазах горела ненависть: — Отец заблуждается. Метеллы — враги. Я ненавижу оптиматов, а еще больше — царей! Да, да — царей! И если Сатурнин…»
Взглянув на Виллия и, кликнув рабыню, приказал отвести его в лаватрину, выдать новую тупику, а потом накормить и уложить спать.
Он ходил по атриуму и думал. В душе его происходила упорная борьба. Наконец он топнул ногою:
— Нет же, нет! Зло нужно пресечь в корне! — выговорил он с жестоким выражением на лице и, подойдя к ларарию, принес вечернюю жертву домашним богам.
XLII
Узнав, что городской плебс, подстрекаемый приверженцами сената и возмущенный убийством Нонния и Меммия, отправился на форум, чтобы умертвить Сатурнина, — Мульвий предупредил народного трибуна об опасности, и тот, окружив себя деревенским плебсом, приказал взломать двери темниц и освободить преступников. Он торопился, боясь противодействия сената, и, отпустив узников на волю, поспешно захватил Капитолий. Главция и Сафей ни на шаг не отходили от своего друга.
Вскоре стало известно, что сенат приказал консулу объявить мятежников вне закона.
Марий колебался, сожалея, что не предупредил популяров о последствиях бунта, и вооружал войско с такой медлительностью, что сенат, видя его «половинчатые» действия, приказал другим лицам отвести воду, которая имела доступ в священную ограду Капитолия.