Он нигде не находил себе места: перед глазами стоял сын. «Зачем я сказал эти слова? — думал он. — Ведь это я, отец, убил сына!»
Выслушав Друза, патриций одобрил его намерение, а Люций Красс сказал:
— Ты заботишься о сближении всадников с сенаторами для исполнения судебной магистратуры… ты хочешь, чтобы часть всадников заседала в сенате, а судьи набирались из среды сенаторов и всадников… Ты намерен привлекать к уголовной ответственности взяточников и вымогателей…
— Все это хорошо, — нетерпеливо прервал Скавр, — но послушай, Марк, что говорит сенат. Вот его слова: «Как, он задумал возвысить всадников? Став сенаторами, эти золотые мешки будут действовать против нас, столпов отечества, и мы должны терпеть? Нет, никогда!» А всадники опасаются, как бы судебная магистратура не стала приманкой для сенаторов и те не захватили ее, вытеснив всадников…
— Пусть так, но я увеличу размер хлебной раздачи и привлеку плебс на свою сторону… сделаю его грозным орудием на случай борьбы с купеческим сословием…
— Чрезмерные раздачи хлеба окажутся не под силу республике! — вскричал Скавр.
— Почему же? Излишек потребных на это расходов можно покрывать выпуском медных динариев одновременно с настоящими, серебряными.
Скавр подумал, улыбнулся:
— Клянусь Меркурием, ты умно придумал! — сказал он с восхищением.
— Затем, — продолжал Друз, — необходимо распределить между колонистами нерозданные пахотные земли… Мой отец обещал это сделать, и мой долг как сына, — покраснел он, — исполнить его намерение.
— Ты, конечно, говоришь о сицилийских землях? — вскричал Люций Красс.
— О сицилийских и кампанских.
Скавр задумался.
— В борьбе с всадниками нам необходимо опираться на плебс, — сказал он, — и ты правильно поступил, задумав провести хлебный и колониальный законы. Благодаря этому к тебе примкнут пролетарии.
— Я не сомневаюсь в этом, но проводить закон о передаче судов сенату, а затем остальные законы — значит ничего не достигнуть. Нам необходимо поразить купеческое сословие, а дать хлеб и колонии плебеям всегда успеем.
— Что же ты решил?
— Я хочу соединить эти законы в один и одновременно подвергнуть их голосованию. Люди, желающие хлеба или колоний, должны будут поневоле голосовать и за третий закон.
Скавр улыбнулся.
— И это умно, — согласился он, — но все твои законы кроме судебного, напоминают leges Sempronia.[20]
— Ну и что ж? Хлебный и аграрный необходимы. Гай Гракх опирался на плебс и всадников, а я — только на плебс. И, конечно, для предотвращения смуты в республике аристократы должны раздать свободные земли и не оставить будущим демагогам для раздачи народу ничего, кроме уличной грязи и утренней зари.
— Хорошо сказано! — вскричал Люций Красс. — Ты, дорогой мой, хотя и стоишь за сенат, а не за комиции, лучший преемник и ученик Гракхов. Пусть же помогут тебе всемогущие боги в твоих справедливых дерзаниях!
Законы Друза, под названием Ливиевых, едва не были провалены общими усилиями разъяренных всадников и крупных землевладельцев Умбрии и Этрурии, опасавшихся, что у них отнимут казенные земли, которые они обрабатывали в свою пользу. Особенно мешал консул Филипп, приспешник всадников.
Он высказался против закона, и Друз приказал Мульвию, своему виатору, воздействовать на непокорного. Мульвий сжал Филиппу шею с такой силой, что у консула хлынула кровь горлом и носом.
— В тюрьму его, в тюрьму! — кричал Друз.
И Мульвий потащил упиравшегося магистрата с помощью толпы по улице.
Законы прошли при содействии италиков — мелких земледельцев.
Геспер и Виллий поддерживали Ливия Друза: они вербовали сторонников, убеждая отстоять народного трибуна. Особенно старался Виллий: невзрачный, хромоногий, он проводил свободное время на форуме и ревностно защищал идеи Друза. Геспер же несколько охладел; после стольких неудачных восстаний сомнение начало закрадываться в его сердце, а предательство Мария поразило его до такой степени, что он стал подумывать о продаже своей виллы, лавки и дома и об отъезде в Афины. Но его друг Люцифер отговорил его, намекнув на брожение среди союзников. А время шло — италики не восставали, и сомнения опять терзали Геспера.