(Из моих стихов: Москва! Какой огромный
Странноприимный дом!..)
— Ланн, поздравьте меня! Мальчик выходит из партии. — Без нажима — внимательно — человечески — о, как я знаю души! — защищая евреев (он — ненавидит!) — оправдывая nonchalamment[52] — декрет о вывезении наших народных ценностей за границу — шаг за шагом — капля за каплей — неустанным напряжением всей воли — ни один мускул не дрогнул! — играя! — играючи!!! — и вот — сегодня: бунтарский лоб, потупленные глаза, глухой голос: — М<арина>! а я выхожу…
Я, у печки, не подымая глаз: — «Б<орис>, подумайте: выйти — легко, вернуться — трудно. Количественно Вы много потеряете: любовь миллиардов…»
Сейчас поздний вечер. Жду его. — Хотите подробности? Однажды вечером я очень устала, легла на диван. Он сидел у письменного стола, переписывал. На́спех — кое-как — прикрываюсь тигром, уже сплю.
И вдруг — чьи-то руки, милая медвежья забота: сначала плэд, потом тигр, потом шинель, всё аккуратно, — (привык к окопной жизни!) там вытянет, здесь подоткнет.
И я, молниеносно: — Любит!
— Никто, никто, никто, кроме С<ережи>, сам по своей воле меня не укрывал, — за 10 л. никто! — Я всех укрывала.
А этот — после 3-хлетия фронта, митингов, гражданской, вселенской и звериной ярости — сам — никто не учил…
Мне от него тепло, Ланн, мне с ним благородно, люблю его по хорошему — в ответ — благодаря и любуясь, — это настоящая Россия — Русь — крестьянский сын.
Ах, если бы та армия была: командный состав — Сережа, нижние чины-Борис!
Недавно он был — на парт<ийной> конф<еренции> — в селе Тушине (самозванческом.)
— Там, Маринушка, и земля такая — громкая!
— Некультурен. — Недавно при мне Игумнова, игравшего Шопена, спросил: — Это Вы свое играли? (На деревенское г — х)
И тот, сначала уязвленный: «У меня своего, вообще, нет, — Бог миловал!» — и, всмотревшись: — «Эх Вы, богатырь!» <…>
Мне сегодня очень весело: от Егорушки[53] — Вашего письма — и оттого что Б<орис> придет.
Аля его нежнейшим образом любит, — как серафим медведя[54] например. Серафим крылат, но медведь сильнее.
Так она никого из моих друзей не любила. — Не ревнует (Вас ревновала бешено!) — встречает, ликуя: — Борюшка! Из этого заключая, что я его не слишком, а он меня очень — любит.
(Не окончено.
Не отправлено.)
Москва, 9 русск<ого> февр<аля> 1921 г. <22 февраля>
<…> Ланн, я могу жить без вас! — Ланн, я чудесно — чудодейственно! — живу без Вас.
Знаете слово обо мне моего Бориса:
— «Марина, Вы ведь создаете героев!» — (без пафоса, между прочим, как вещь, самое собой разумеющуюся.)
На бумаге или между двух рук моих — мне всё равно — я живу, окруженная теми, кем должна быть.
Так, Ланн, Вы никогда не возьмете себя обратно.
Видимся с Б<орисом> каждый день. Крутой вопрос: — «М<арина>! Мы гибнем. Должен ли я уходить из партии?»
— Вы, если я не ошибаюсь, вступили в нее, когда белые были в трех верстах от Воронежа?
— Да.
— П<отому> ч<то> все рвали партийные билеты?
— Да.
— Вы верите?
— Ни во что, кроме нашей гибели. — М<арина>! Скажите слово, и я завтра же выезжаю в Т<амбов>скую губ<ернию>. Но — мы гибнем, Марина!
— «Борис, я люблю, чтобы деревья росли прямо. — Растите в небо. Оно одно: для красных и для белых».
Ланн, судите меня.
Но Ланн, говорю Вам, как перед Сережей, — я НЕ МОГЛА иначе. — Не мое дело подвигать солдата на измену — в ЧАС ГИБЕЛИ.
Пишу Егорушку. В нем сущность Б<ориса>: НЕВИННОСТЬ БОГАТЫРСТВА. — Борение с темной кровью. Там у меня волки, змеи, вещие птицы, пещеры, облака, стада, — весь ХАОС довременной Руси! Дай мне Бог дописать эту вещь, — она меня душит!
Мне хорошо с Б<орисом>. Он ласков, как старший и как младший. — И мне с ним ДОСТОЙНО. Мы с ним мало смеемся, это меня умиляет. — «Б<орис>, Вы не понимаете шуток!» — Я не хочу их понимать! — Скоро он приведет мне одного своего товарища — очень русского и очень высокого ростом. Приведет на явную любовь, знаем это оба и молчим. — Этот меня не обокрадет ни на щепотку радости! —
Аля его обожает: ей по сравнению с ним — тысячелетие. Если бы Вы видали их вместе! Благостный и усталый наклон ее головы и потерянный взгляд — и его малиновую кровь — рядом!
53
…
54
…
55
Марина Цветаева — Евгению Ланну. Москва, 9 русск<ого> <февраля> 1921 г. — Печ. по: Записные книжки. Т. 2. С. 254–255..