Свободное слово! Как это звучит!
Понтик, милый мой, брат, милый брат. Вы меня понимаете? Вдруг исчезла бы Москва с синематографами, конками, гостиницами, экипажами, четвергами, субботами, всей этой суетней, и вместо нее ― Кавказ, монастырь, где томилась Тамара [140], скалы, орлиные гнезда, аулы, смуглые лица черкесов, их гортанный говор, пляска их девушек, обрывы, кони, звездные ночи, вершины Казбека и Эльбруса. Но Кавказ дикий, девственный Кавказ 300–400 л<ет> тому назад.
Быть героем какой-нибудь книги, ехать ночью верхом, скатиться в пропасть, встретиться с душманами. Изведать хоть раз чувство одинокого творчества там, наверху, забыть о Москве, не знать о митингах, кадэтах {12} и эсдеках, холере и синематографах. Вы понимаете?
Дождь, дождь, дождь. Мокрые крыши, желтые листья, заливается на соседнем дворе шарманка…
Пишите, Понтик.
Впервые ― Новый мир. 1995, № 6. стр. 139–141 (публ. О.П. Юркевич). СС-7. стр. 729–731. Печ. по тексту первой публикации.
16-08. B.K. Генерозовой
<1908–1910 гг.> [141]
Валя, поверьте мне! Вы себя не знаете. Вам кажется, что у Вас не хватит силы прожить без личной любви? А товарищество, любовь в широком смысле разве не заменят Вам замужества? Разве Вам нужна именно только такая любовь? Неужели Вы не боитесь скуки, разочарования и пошлости, связанных с долгими годами семейной жизни. Утешение ― дети. Если посвятить себя совершенно их жизни, их развитию, воспитанию, если сделать из них людей сильных, сильных сердцем и умом, бояться нечего. Только мне жаль Вашей силы, которой придется разменяться на мелкие монеты.
Мне бы так хотелось увидать в Вас товарища, борца, а не мать, не жену. Н.А. [142], я думаю, будет довольна своей жизнью, а Вы? Удовлетворитесь ли Вы такой семейной жизнью? Какая у Вас цель? Какой Ваш девиз? Что Вы хотите, быть зрителем или борцом? Признаете ли Вы компромиссы? Ответьте мне на все это.
Валенька, не знаю кто Вы, но чувствую, что Вы — талант [143], сила. Или Вы будете солнцем, или… Жизнь докажет, кто из нас прав. Прощайте!
Любите ли Вы детей? Можете ли Вы посвятить им всю, всю жизнь? Поймете ли мою сказку? Автоб<иография> подвигается. 411 стр<аниц>. Скоро напишу Вам еще. Пишите, пишите! Валенька — солнце мое!
Впервые — СС-7. стр. 739 (по оригиналу, хранящемуся в архиве Л.А. Мнухина). Печ. по тексту первой публикации.
1909
1-09. B.K. Генерозовой
<Начало 1909 г.>
Дорогая Валенька!
Мне сегодня было с Вами хорошо, как во сне. Никогда не думала, что встречусь с Вами при таких обстоятельствах [144]. Так ясно вспомнилось мне милое прошлое. Я люблю Вас по-прежнему, Валенька, больше всех, глубже. Никогда я не уйду от Вас. Что мне сказать Вам? Слишком много могу сказать. Будь я средневековым рыцарем, я бы ради Вашей улыбки на смерть пошла. Вам теперь очень грустно. Как мне жаль, что я не могу быть с Вами. Милая Кисенька моя, думаю, что вскоре напишу Вам длинное письмо. Если будете слишком грустить — напишите мне, я Вас пойму. Помните, что я Вас очень люблю.
Перечитала сегодня Ваши письма [145]. У меня они все. Стихи пришлю, Кисенька милая.
Впервые — Воспоминания. стр. 26–27. Печ. по тексту СС-6. стр. 30.
2-09. В.И. Цветаевой
<Ялта, апрель 1909 г.>
Милая Валечка. Если бы ты знала, как хорошо в Ялте! [146] Я ничего не читаю и целый день на воздухе, то у моря, то в горах. Фиалок здесь масса, мы рвем их на каждом шагу. Но переезд морем из Севастополя в Ялту был ужасный: качало и закачивало всех [147]. Приеду верно 3-го или 4-го. Всего лучшего.
Впервые — Поэт и время. стр. 63. Печ. по тексту СС-6. стр. 31.
3-09. Эллису
Париж, 22-го июня 1909 г.
Милый Лев Львович! У меня сегодня под подушкой были Aiglon {13} и Ваши письма [148], а сны — о Наполеоне — и о маме. Этот сон о маме я и хочу Вам рассказать [149]. Мы встретились с ней на одной из шумных улиц Парижа. Я шла с Асей. Мама была как всегда, как за год до смерти — немножко бледная, с слишком темными глазами, улыбающаяся. Я так ясно теперь помню ее лицо! Стали говорить. Я так рада была встретить ее именно в Париже, где особенно грустно быть всегда одной [150]. — «О мама! — говорила я, — когда я смотрю на Елисейские поля, мне так грустно, так грустно». И рукой как будто загораживаюсь от солнца, а на самом деле не хотела, чтобы Ася увидела мои слезы. Потом я стала упрашивать ее познакомиться с Лидией Александровной [151] — «Больше всех на свете, мама, я люблю тебя, Лидию Александровну и Эллиca» {14} («А Асю? — мелькнуло у меня в голове. — Нет, Асю не нужно!») «Да, у Лидии Александровны ведь кажется воспаление слепой кишки», — сказала мама. — «Какая ты, мама, красивая! — в восторге говорила я, — как жаль, что я не на тебя похожа, а на…» хотела сказать «папу», но побоялась, что мама обидится, и докончила: «неизвестно кого! Я так горжусь тобой». — «Ну вот, — засмеялась мама, — я-то красивая! Особенно с заострившимся носом!» Тут только я вспомнила, что мама умерла, но нисколько не испугалась. — «Мама, сделай так, чтобы мы встретились с тобой на улице, хоть на минутку, ну мама же!» — «Этого нельзя, — грустно ответила она, — но если иногда увидишь что-нибудь хорошее, странное на улице или дома, — помни, что это я или от меня!» Тут она исчезла. Сколько времени прошло ― я не знаю. Снова шумная улица. Автомобили, трамваи, омнибусы, кэбы, экипажи, говор, шум, масса народа. Вдруг я чувствую, что за мной кто-то гонится. Мама? Но я боюсь, значит не она. Что-то белое настигает меня, хватает и душит. Перехожу через улицу. Прямо на меня трамвай. Я ухожу с рельс, иду в противоположную сторону, а трамвай за мной.
140
Тамара, Тамар (ок. середины 60-х гг. XII в. — 1207) — грузинская царица (1184–1207), отличалась мудростью и красотой. Причислена к лику святых.
141
Письмо написано на открытке с видом Генуи. Под изображением приписка М. Цветаевой: «Это генуэзский порт ночью». Почтовый штемпель отсутствует. Открытка, по-видимому, была вложена в конверт, который не сохранился.
Датируется условно по содержанию письма. В начале 1910 г. Генерозова уехала сначала к родственникам в Саратов, затем перебралась в Сибирь, где познакомилась с В.А. Зарембой, своим будущим мужем. Возможно, этим обстоятельством и навеяно содержание письма Цветаевой. Однако мы не исключаем возможности того, что письмо было написано одним-двумя годами ранее предполагаемой выше даты. Поводом для подобных сомнений является упоминание Цветаевой в письме своей автобиографии. О ней она пишет П.И. Юркевичу осенью 1908 г.
143
Софья Юркевич писала о Валентине Константиновне:
«Очень эмоциональная, музыкальная, выступала на вечерах: пела романсы, читала стихи. Ее заветная мечта ― учиться после гимназии музыке — не осуществилась из-за недостатка средств. Так и погиб ее талант»
144
В 1907 г. Цветаева, проучившись один год, оставила гимназию фон Дервиз. Более года подруги не виделись. Письмо написано под впечатлением первой после перерыва встречи, когда В. Генерозова посетила дом Цветаевых в Трехпрудном переулке.
145
Переписка Цветаевой и Генерозовой длилась до начало 1910 г., вплоть до отъезда В. Генерозовой к родственникам в Саратов. См. письмо 1-10. В целом переписка Цветаевой и Генерозовой не сохранилась.
146
На пасхальные каникулы Цветаева с группой соучеников по гимназии М.Г. Брюхоненко совершила поездку в Крым. Эту поездку описала в своих воспоминаниях одна из ее участниц Т.Н. Астапова (
147
Цветаева проделала этот путь второй раз. Первый, летом 1905 г., она также перенесла с трудом.
«Море до Ялты так качало наш пароход, что мы обе измучились. <…> Маруся выражала свое отношение к качке — беспрерывно. Я крепилась долго, но — сдалась»
148
См. письмо к В.Я. Брюсову (2-10) и коммент. 2 к нему.
Ваши письма. — Письма Эллиса к М. Цветаевой, по-видимому, не сохранились. В частном собрании находится книга Ш. Бодлера «Мое обнаженное сердце» в переводах Эллиса (М.: Дилетант, 1907) с его дарственной надписью Цветаевой:
Дорогой Марине Ивановне Цветаевой от горячего поклонника ее чуткой, глубокой и поэтической души. Эллис.
______________
(из стихотворения «Альбатрос». Сб.:
149
Сны в творчестве Цветаевой, в том числе эпистолярном, занимают важное место. Сон она называла «любимым видим общения». См., например, на эту тему посмертное письмо к P.M. Рильке (31 декабря 1926 г.), письма к Б. Пастернаку (9 февраля 1927 г.), C.H. Андрониковой-Гальперн (2-14 августа 1932 г.), А. Берг (26 ноября 1938 г.). Подробнее см.:
150
Летом 1909 г. М. Цветаева училась в Alliance Française (курсы французской литературы) в Париже. Чувство одиночества и тоски, которая она испытывала в своей первой самостоятельной поездке за границу, нашло отражение в написанном в эти дни стихотворении «В Париже» (
Известно еще об одном письме Эллису, посланном Цветаевой из Парижа. Его содержание связано с нашумевшим в свое время инцидентом. Вот что писала об этом газета «Русские ведомости» от 5 августа 1909 г.:
«На днях в читальном зале Румянцевского и Публичного музеев обнаружено злоупотребление с книгами одного из постоянных посетителей библиотеки, некоего литератора Л. Коб<ылин>ского, писавшего в декаденских журналах под псевдонимом „Эллис“. Этот посетитель из выдаваемых ему книг для чтения вырезывал страницы текстов и брал себе. Проделка была замечена одним из служителей…»
Узнав о грозящих Эллису неприятностях, Цветаева пишет ему письмо в поддержку. Содержание этого письма, которое, видимо, не сохранилось, в пересказе Эллиса Андрею Белому приводит A.B. Лавров в комментариях к мемуарам А. Белого:
«Вчера вдруг получаю письмо из Парижа от старшей дочери Цветаева, Маруси, моей большой поклонницы. Она все узнала от Аси, которая, кажется, не понимает серьезности дела. Маруся мне пишет, что она веря в меня и не требуя никаких доказательств, считает своей обязанностью сделать всё, чтобы меня спасти — „Если с вами что-нибудь сделают, я застрелюсь!“ — пишет она… „Вас не смеют судить, и если бы вы раскрали ½-у музея, то все равно они не смеют вас судить!..“ Она пишет, что немедленно едет в Россию и „пойдет на всё“… Быть может, это детская, смешная грёза, но меня это тронуло до невыразимости»