Не надо забвения, надо золотое воспоминание, золотые листья, к<о-тор>ые можно, разжав руку, развеять по ветру!
Но их не развеешь, их будешь хранить: в них будешь лелеять тоску о страннике с черным посохом. А черный посох, оставленный им, нельзя развеять по ветру, его сожжешь, и останется пепел — горечь, смерть!
Может быть, Ренье и не думал об этих словах, не подозревал всю их бездонную глубину, — не всё ли равно! Я очень благодарна Вам за эти стихи.
Москва, 7-го января 1911 г.
Впервые — ЕРО. стр. 161 (публ. В.П. Купченко). СС-6. стр. 42. Печ. по НИСП. стр. 87–88.
3- 11. М.А. Волошину
Благодарю Вас за книги, картину, Ваши терпеливые ответы и жалею, что Вы т<а>к скоро ушли.
Благодарю еще за кусочек мирры [185], ― буду жечь его, несмотря на упрямство спички: у меня внизу топят печку.
Сейчас Вы идете по морозной улице, видите людей и совсем другой.
А я еще в прошлом мгновении.
М<ожет> б<ыть> и прав Вячеслав Иванов? [186]
Привет и благодарность.
Москва, 10-го января 1911 г.
Впервые — СС-6. стр 42–43. Печ. по НИСП. стр. 88.
4-11. М.А. Волошину
После чтения «Les rencontres de M. de Bréot» Régnier {16} [187]
Москва, 14-го января 1911 г.
Впервые — ЕРО. стр. 162 (публ. В.П. Купченко). Печ. по НИСП. стр. 88–89.
5-11. М.А. Волошину
Москва, 28 января 1911 г.
Благодарю Вас, Максимилиан Александрович, за письмо и книги. Приходите.
Впервые — СС-6. стр. 43. Печ. по НИСП. стр. 89.
6-11. М.А. Волошину
<Конец января 1911 г. Москва>
Милый Максимилиан Александрович,
Лидия Александровна [189] и мы все страшно огорчены происшедшим недоразумением [190].
Всё это произошло без меня, я только об этом узнала.
Шутливая форма обращения к Вам доказывает только ее хорошее отношение к вам.
Я сама ничего не понимаю.
Впервые — НИСП. стр. 89. Печ. по тексту первой публикации.
7-11. М.А. Волошину
<Середина марта 1911 г., Москва>
Одному из кошачьей породы
Впервые в качестве письма — НИСП. стр. 89–90. Печ. по тексту первой публикации.
8-11. М.А. Волошину
Многоуважаемый
Максимилиан Александрович,
Только что получила от Л<идии> А<лександровны> [192] извещение, что она больна. Мне очень неловко перед Вами. Она просит Вас извиниться. Привет.
Москва. 21-го марта 1911 г.
Впервые — СС-6. стр. 43. Печ. по НИСП. стр. 90.
9-11. М.А. Волошину
Москва, 23-го марта 1911 г.
Многоуважаемый Максимилиан Александрович,
185
По свидетельству вдовы поэта — М.С. Волошиной, Волошин любил ароматические вещества: зимой в его кабинете в курильнице часто дымился ладан и разные ароматические смолки, приобретенные им в Париже (архив Дома-музея М.А. Волошина в Коктебеле. А. 777).
186
Возможно, Цветаева имеет в виду стихотворение Вяч. И. Иванова «Вечность и миг» (или «На миг») из сб. «Кормчие звезды» (М.: СПб., 1901). Можно предположить также, что речь идет об устном отзыве Иванова о поэзии Цветаевой, о котором упомянуто в очерке «Пленный дух»:
«…он мне сказал, что мои стихи — выжатый лимон»
187
Продолжая открывать Цветаевой писателя, которым был в то время увлечен, Волошин подарил ей и этот роман А. де Ренье. Позднее, в очерке «Живое о живом», Цветаева так вспоминала о своем первом впечатлении от «Встреч господина де Брео»:
«Восемнадцатый век. Приличный господин, но превращающийся временами в фавна. Праздник в его замке. Две дамы маркизы, конечно, — гуляющие по многолюдному саду и ищущие уединения. Грот. Тут выясняется, что маркизы искали уединения вовсе не для души, а потому, что с утра не переставая пьют лимонад. Стало быть — уединяются. Подымают глаза: у входа в грот, заслоняя солнце и выход, огромный фавн, то есть тот самый Monsieur de Breot. В негодовании захлопываю книгу. Эту — дрянь, эту — мерзость — мне?»
190
О каком недоразумении идет речь, установить не удалось. Однако поскольку в переписке Цветаевой и Волошина наступает длительный перерыв, в качестве предположения о причине размолвки напомним следующую сцену, описанную в очерке «Живое о живом» и связанную все с тем же романом А. де Ренье:
«С книгой в руках и с неизъяснимым чувством брезгливости к этим рукам за то, что такую дрянь держат, иду к своей приятельнице и ввожу ее непосредственно в грот. Вскакивает, верней, выскакивает, как ожженная.
— Милый друг, это просто — порнография! (Пауза.) За это, собственно, следовало бы ссылать в Сибирь, а этого… поэта, во всяком случае, ни в коем случае, не пускайте через порог! (Пауза.) Нечего сказать — маркизы!..Тотчас же садитесь и пишите: „Милостивый государь“ — нет, какой же он государь! — просто без обращения: Москва, число. — После происшедшего между нами — нет, не надо между нами, а то он еще будет хвастаться — тогда так: „Ставлю вас в известность, что после нанесенного мне оскорбления в виде присланного мне порнографического французского романа вы навсегда лишились права переступить порог моего дома“. Подпись. Всё»
191
Стихотворение было впоследствии включено Цветаевой в сборник «Волшебный фонарь» (М., 1912) под заглавием «Кошки» и с посвящением «Максу Волошину».