Сейчас 9 ½ ч<асов> утра. Верно, вы с Соней [34] собираетесь провожать Симу [35]. Как бы я хотела сидеть теперь в милом тарантасе, вместо того, чтобы слышать как шагает Андрей в столовой, ругаясь с Мильтоном [36].
Папа еще не приехал [37].
Вчера в поезде очень хотелось выть, но не стоит давать себе волю. Вы согласны?
Нашли ли Вы мою «пакость», которую можете уничтожить в 2 секунды и уничтожили ли?
После Вашей семьи мне дома кажется все странным. Как мало у нас смеха, только Ася [38] вносит оживление своими отчаянными выходками. У Вас прямо можно отдохнуть.
Милый Вы черный понтик (бывают ли черные, не знаете?) я наверное без Вас буду скучать. Здесь решительно не с кем иметь дело, кроме одной моей знакомой — г<оспо>жи химии, но она до того скучна, что пропадает всякая охота иметь с ней дело [39].
Видите, понемногу впадаю в свой обычный тон, до того не привыкла по-настоящему говорить с людьми.
Как странно все, что делается: сталкиваются люди случайно, обмениваются на ходу мыслями, иногда самыми заветными настроениями и расходятся все-таки чужие и далекие.
Просмотрите в одном из толстых журналов, к<отор>ые имеются у Вас дома, небольшую вещичку (она кажется называется «Осень» или «Осенние картинки»). Там есть чудные стихи, к<отор>ые кончаются так
Вам они нравятся? Слушайте, удобно ли Вам писать на Вас? М<ожет> б<ыть> лучше на Сонино имя? Для меня-то безразлично, а вот как Вам?
Приходите ко мне в Москву, если хотите с Соней (по-моему лучше без). Адр<ес> она знает. М<ожет> б<ыть> мы с Вами так же быстро поссоримся, как с Сергеем [41], но это не важно.
Вы вчера меня спросили, о чем писать мне. Пишите обо всем, что придет в голову. Право, только такие письма и можно ценить. Впрочем, если неохота писать откровенно — лучше не пишите.
Удивляюсь как Вы меня не пристукнули, когда я рассказывала Соне в смешном виде Андреевскую Марсельезу [42].
Что у Вас дома? Горячий привет всем, включая туда Нору, Буяна и Утеху [43].
Ах, Петя, найти бы только дорогу!
Если бы война! Как встрепенулась бы жизнь, как засверкала бы!
Тогда можно жить, тогда можно умереть! Почему люди спешат всегда надеть ярлыки?
И Понтик скоро будет с ярлыком врача или учителя [44], будет довольным и счастливым «мужем и отцом», заведет себе всяких Ев и тому подобных прелестей.
Сценка из Вашей будущей жизни
— «Петя, а Петь!»
― «Что?»
― «Иди скорей, Тася без тебя не ложится спать, капризничает!» ―
― «Да я сочинения поправляю». ―
― «Все равно, брось, наставь им троек, больше не надо, ну а хорошим ученикам четверки. Серьезно же, иди, Тася совсем от рук отбилась». ―
― «Неловко, душенька, перед гимназистами…»
― «Ах, какой ты, Петя, несносный. Все свои глупые студенческие идеи разводишь, а тем временем Тася Бог знает что выделывает!» ―
― «Хорошо, милочка, иду…»
Через несколько минут раздается «чье-то» пенье. «Приди котик ночевать, Мою Тасеньку качать»…
― «Папа, а что это ты разводишь, мама говорила?»
― «Идеи, голубчик, студенты всегда разводят идеи». ―
― «А-а… Много?» ―
― «Много. Что тебе еще спеть?» ―
― «Как Бог царя хоронил [45], это все мама поет».
— «Хорошо, детка, только засыпай скорей!» — Раздаются звуки национального гимна.
Ad infinitum {1}
Пока прощайте, не сердитесь, крепко жму Вам обе лапы
Адр<ес> Таруса. Калуж<ская> губ<ерния>. Мне. Передайте Соне эту открытку от Аси.
Пишите скорей, а то химия, Андрей, алгебра… Повеситься можно!
Впервые — Минувшее, 11. 1991. стр. 337–339 (публ. Е.И. Лубянниковой и Л.А. Мнухина). Печ. по тексту СС-6. стр. 17–20 (с уточнением даты написания).
3-08. П.И. Юркевичу
Говорила я Вам, Понтик, что буду писать по два раза в день [46].
Сегодня получила письмо от Сережи [47].
Представьте себе, в каких обстоятельствах он вспомнил меня: оркестр в японском театре заиграл Хиавату [48], и он, конечно, не мог не вспомнить.
34
Соня. — Юркевич Софья Ивановна (по мужу Липеровская; 1892–1973) — сестра адресата, училась в одной гимназии с Цветаевой. Впоследствии — педагог, автор ряда книг по русской литературе для школьников и учителей. О своих встречах с Цветаевой оставила воспоминания. (См.:
35
Речь идет о Симе Мусатовой, соученице М. Цветаевой по гимназии A.C. Алферовой в 1907–1908 гг.
36
Андрей. — См. коммент. 4 к письму 1-06. Мильтон — собака Цветаевых, которую Андрей привозил с собой в Тарусу.
37
И.В. Цветаев летом 1908 г. бывал на своей даче в Тарусе наездами, когда позволяли служебные дела.
38
Ася. — Анастасия Ивановна Цветаева в то время училась в гимназии В.В. Потоцкой (в 1908 г. перешла в 4-й класс).
39
В воспоминаниях Т.Н. Астаповой приводится отзыв Цветаевой об изучавшихся в гимназии естественных науках:
«…по-моему, они скучны. Вот химия мне еще нравится, пожалуй: во время опытов в пробирках получаются такие красивые цвета!»
40
Цветаева имеет в виду рассказ швейцарского писателя Германа Гессе (1877–1962) «Осенью, пешком», опубликованный в журнале «Русская мысль» (M. 1908. № 4) в переводе А.Ф. Даманской. В последней главе рассказа приведено стихотворение «В раздумье брожу сквозь туман по земле…», оканчивающееся строкой: «И все одиноки»; оно также принадлежит перу Гессе.
41
Сергей Иванович Юркевич (1888–1919), брат П.И. Юркевича, врач-терапевт. В 1906–1912 гг. — студент медицинского факультета Московского университета, затем — земской врач. Во время Первой мировой войны работал военным хирургом. Умер от сыпного тифа.
О какой размолвке с С.И. Юркевичем идет речь в письме М. Цветаевой, неясно. В воспоминаниях А. Цветаевой описывается первое посещение им цветаевского дома в Москве зимой 1907/08 г.:
«Он сидел на маленьком нашем красном диванчике и говорил о чем-то с Мариной, „наверное, о революционном“, — думала я не очень слушая, любуясь Сережей. Так же неуверенно, то вспыхивая, то преодолевая застенчивость, мгновенно переходившую в гордость, взглядывала на него Марина»
Переписка с ним, по-видимому, не сохранилась.
44
B выборе будущей профессии П.И. Юркевич колебался между филологией и медициной. Осенью 1908 г. он поступил на историко-филологический факультет Московского университета, однако под влиянием брата, студента-медика, вскоре перешел на медицинское отделение того же университета.
45
Намек на российский национальный гимн «Боже, Царя храни». См. коммент. 2 к письму 5-08.
48
Хиавата. — Можно предположить, что речь идет об опере (или об увертюре к ней) чешского композитора Антонина Дворжака (1841–1904) «Hiawatha» (1892–1895), созданной по поэме американского поэта Генри У. Лонгфелло (1807–1882) «The Song of Hiawatha» (1855).