Милая Лилька,
Не писал тебе, так как совсем замотался с устройством квартиры (мы ее сняли теперь!)
Мы нашли очаровательный особняк в 3 комнаты (55 рублей). Марина в восторге. Мы накупили мебель по случаю очень дешево, причем мебель исключительно старинную. Тебе наша квартира очень понравится. Описывать тебе не буду. Приедешь — оценишь.
Я порядком устал от Москвы, но теперь слава Богу осталось дней восемь до отъезда к Тьё [299].
Дня три — четыре можешь писать по адресу: Собачья площадка, д. № 8.
Это наша новая квартира.
12-12. В.Я. Эфрон
Таруса, 11-го июня 1912 г.
Милая Вера,
Вот уже неделя, к<ак> мы у Tio. Она делит свою нежность между граченком, к<оторо>го выходила, четырьмя котами, голубями, воробьями, курами, нищими и нами, — но на нашу долю все-таки остается много.
От Сережи она в восторге, советуется с ним во всех важных случаях. Т<а>к напр<имер> она спрашивала его недавно, нужно ли ремонтировать флигель, к<отор>ый сгорел несколько времени тому назад от лампадки. Сережа сказал «да», и завтра начинается перестройка. С 15-го июля мы переселяемся туда, пока мы живем в гостиной главного дома, у нас свой ход на улицу и свой ключ. Но Сережин кредит третьего дня чуть-чуть не поколебался: он вздумал учить летать граченка и для этого прямо бросал его с высоты поднятой руки. Несколько раз обходилось благополучно, но в конце концов несчастный упал на хвост и несколько времени ходил грустный. Tio сразу это заметила. — «Это вы, наверное, Сирожа, огорчиль моя бедная граченька». (Она грассирует.) С<ережа>, конечно, уверял ее, что нет. Дай Бог, чтобы он только не скончался! С ним тогда навеки кончится тетино доверие к Сереже.
Мы встаем к 9-ти часам, пьем кофе и сидим за столом часа по два: Tio то вспоминает старое время, свою молодость и мамину, то жалуется на прислугу и «тарусская свиней!» Ее, действительно, страшно обирают. Когда ей напр<имер> понадобится написать русское письмо, она платит 5 р<ублей>, за простую палку для флага, срубленную тут же в лесу с нее берут 2 р<убля> и т.д.
Она вздыхает — и дает, иногда даже не вздыхает!
Мы видимся с ней только за едой, остальное время она занята хозяйством, т.е. собственноручно перетирает мебель, посуду, готовит и жалуется на всю эту работу. У нее 3 прислуги: 70-тилетняя старуха из «самая ужасная город ― Нижний, первый забастовщик», горничная и вечно спящий дворник, похожий на лешего. А делает она всё сама!
Дом — волшебный, поражает чистотой. Всё в чехлах. Я в диком раже. Т<а>к хочется рассмотреть все эти стенные и стоячие лампы, канделябры, статуи, картины, диваны, кресла, тумбочки, столы! Но нет: всё крепко зашито! В ее комнате всегда полутемно. Над диваном огромный портрет дедушки углем, по бокам фотографии: мамины детские и наши всех возрастов, на туалетном столике граненые флаконы — увы, пустые! Она не выносит духов — какие-то полированные ящички с цветами, ручные зеркальца, — всякая чудесная мелочь. Часы с вальсами Штрауса и Ланнера [300] больше не ходят, она говорит, что это после нашего последнего приезда.
Скоро зацветут липы. Они окружают весь сад, круглые, темные, страшно густые. Перед террасой площадка, посыпанная красным песком. Раньше на клумбах росли дивные цветы, теперь же ничего нет, всё сожрали и вытоптали мои враги, предмет моего глубочайшего отвращения — куры.
Не помню, писал ли Вам Сережа о нашем особняке на Собачьей площадке? [301] В нем 4 комнаты, потолок в парадном расписной, в Сережиной комнате камин, в моей и столовой освещение сверху (у меня, кроме того, нормальное окно) и вделанные в стену шкафы. Кухня и комната для прислуги в подвале. Если не будет собственного, хотелось бы прожить в этом доме подольше, такой не скоро найдешь!
Ну вот и всё о нас пока.
Пишите о себе, о коктебельской жизни этого лета, — прогулках, симпатиях, ненавистях (они должны быть, раз есть Толстой! [302]) Были ли в Феодосии, видались ли с Петром Николаевичем? [303] Он на наши книги [304], посланные из Шварцвальда, ничего не ответил.
Купаетесь ли?
Пишите обо всем и побольше. Ася целое лето будет в Москве. Да, я забыла: мы уже обставили всю нашу квартиру, купили старинный рояль с милым, слегка разбитым звуком, прекрасную ковровую мебель для Сережиной комнаты, зеркало из красного дерева, к<а>к и рояль, гардероб и т.д.
Будет очень волшебный домик, осенью увидите. Ну, окончательно до свидания.
301
В письме от 25 мая 1912 г. С.Я. Эфрон писал сестре Вере:
«Мы сняли особняк на Собачьей площадке (в 4 комнаты). Особняк старинный, волшебный»
См. также коммент. к письму. 11–12.
303
Петр Николаевич Лампси (1869-?) феодосийский городской судья, внук И.К. Айвазовского. С 1920 г. в эмиграции.