Ей, конечно, нельзя отказать в доброте, но еще меньше в отсутствии всякого элементарного понятия о такте.
К 20-му мы думаем перебраться в Москву. Здесь с 25-го июля настоящая осень ― холодная, ветреная и дождливая. Листья опадают, небо с утра в темных низких тучах. Вчера мы купили книгу стихов Анны Ахматовой, которую так хвалит критика [322]. Вот одно из ее стихотворений:
Но есть трогательные строчки напр<имер>:
Эти строчки, по-моему, самые грустные и искренние во всей книге.
Ее называют утонченной и хрупкой за неожиданное появление в ее стихах розового какаду [323], виолы и клавесин.
Она, кстати, замужем за Гумилевым, отцом кенгуру в русской поэзии [324].
Пока всего лучшего, до свидания, до 20-го пишите сюда, потом на Б<ольшую> Полянку, М<алый> Екатерининской пер<еулок>.
P.S. Сережа выучил очень много французских слов.
P.P.S. № нашего будущего телефона: 198-06.
Вам нравится?
Это был лучший из шести данных нам на выбор!
Впервые — НИСП. стр. 143–145. Печ. по тексту первой публикации.
18-12. <С.М. Кезельману>
<Август 1912 г. > [325]
Глубокоуважаемый Господин,
Я была очень рада получить письмо от Ольги [326] и Ваши несколько строчек, и я бы ответила Вам раньше, если бы всякие заботы, связанные с переездом [327], не лишили бы меня этой возможности.
И я очень счастлива за Ольгу так же как и за Вас, я вас обоих понимаю: Ваше положение относительно родных и те неприятности [328], связанные с этим для Ольги. Но из ее письма видно, что они долго не продлятся. Если бы я не была знакома с тем, кого Ольга любит, я бы боялась, что он ее не поймет, но я имела удовлетворение увидеть во время моего пребывания в Мюнхене [329], что Вы ее понимаете, как мало кто другой: ее честность, исключительную душевную чистоту. И ввиду того, что Вы ее так хорошо поняли, я верю в Вашу любовь.
Печ. впервые (перевод В. Лосской). Письмо (черновик) написано по-французски (хранится в архиве М. Цветаевой в РГАЛИ. Ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 307).
Адресат установлен предположительно по содержанию. Было ли письмо отправлено, неизвестно.
1913
1-13. М.А. Волошину
Милый Макс,
Конечно, делай, к<а>к хочешь, но я бы на твоем месте не давала книг [330] Бурлюку [331] на «льготных условиях». Если уж на то пошло, пришли его к нам, в склад. Мы сделаем ему уступку в 25 %. т.е. вместо 50-ти, он заплатит 35 к<опеек>. Это Пра мне прочла открытку Бурлюка.
Всего лучшего, до свидания в среду.
Москва, 10-го марта 1913 г.
<Приписка М. Кювилье:>
Милый Макс, не забудьте, что я прихожу завтра в 3 ½ или в 4. Спокойной ночи. Майя [332].
Впервые — HИСП. стр. 145–146. Печ. по тексту первой публикации.
С начала декабря 1912 г. М.А. Волошин и Е.О. Кириенко-Волошина жили в Москве в квартире, нанятой сестрами Эфрон, — Кривоарбатский переулок, дом 13, квартира 9.
2-13. Е.Я. и В.Я. Эфрон
Коктебель, 28-го апреля 1913 г.
Милые Лиля и Вера, Коктебель странно-пуст: никого, кроме Пра и Макса [333]. Дни серые, холодные и дождливые, с внезапными озерами синего неба. Мы живем в отдельном домике, в двух сообщающихся комнатах. Алина [334] ― в одно окно (в ней я жила месяц), наша — в два, с видом на горы и на Максину башню ― великолепную!
С Максом мы оба в неестественных, натянутых отношениях, не о чем говорить и надо быть милым. Он чем-то к<а>к будто смущен, — вообще наше en trois {32} невозможно. Разговоры смущенные, вялые, все всё время начеку.
322
Речь идет о первой книге А. Ахматовой «Вечер», вышедшей в марте 1912 г. Строки из стихотворений «Он любил три вещи на свете…» и «Память о солнце…», Цветаева цитирует неточно. У Ахматовой: «Он любил три вещи на свете: / За вечерней пенье, белых павлинов / И стертые карты Америки. / Не любил, когда плачут дети, / Не любил чая с малиной / И женской истерики. /…а я была его женой»; «Ива на небе пустом распластала / Веер сквозной. / Может быть, лучше, что я не стала // Вашей женой».
…хвалит критика. — См., например:
323
Имеется в виду стихотворение Ахматовой «В Царском Селе», где есть строки: «А теперь я игрушечной стала, / Как мой розовый друг какаду».
324
Речь идет о стихотворении И. Гумилева «Кенгуру. Утро девушки» (сб. «Жемчуга». М.: Скорпион, 1910).
326
Ольга ― О.Д. Иловайская, дочь историка Д.И. Иловайского (см. коммент. 4 к письму 2-05). Первым браком была замужем за Сергеем Матвеевичем Кезельманом (1880-?) (указано Г.И. Лубянниковой). Во втором браке — Матвеева. Жила в Сербии, Германии. Письмо обращено к первому мужу О.Д. Иловайской.
Ольга и ее муж были хорошими знакомыми В.Н. Буниной, знавшей Кезельмана ещё с гимназических лет. В 1933 г., приступая к созданию очерка об Иловайских «Дом у Старого Пимена», Цветаева просила Бунину написать ей об О.Д. Иловайской:
«Судьбу Оли. За кого вышла (знала, но забыла). Жива ли ещё?.. Счастливый ли оказался брак?»
Бунина поддерживала с Ольгой, жившей в то время в Сербии, отношения до самой смерти, помогала ей.
327
Речь идет о проблемах, возникших при переезде Цветаевой с мужем в собственный дом на Б. Полянке. См. письмо 17–12 к Е.Я. Эфрон.
328
«Неприятности» супругов Кезельман были связаны с антисемитскими настроениями в семье Иловайских. Бунина вспоминала позднее:
«Оля стала после своего замужества своей в нашем доме, так как родители ей не простили, что она вышла замуж против их воли за человека с еврейской кровью»
329
Цветаева была проездом в Мюнхене во время своего свадебного путешествия по Франции, Италии, Германии (март — апрель 1912 г.). Кезельман, вероятно, в то же время выезжал в Германию, будучи увлеченным антропософией. Интересно, что позднее (во втором браке) Кезельман и поэт Андрей Белый, член Антропософского общества, были женаты на родных сестрах (указано Е.И. Лубянниковой) — соответственно на Елене Николаевне Кезельман (урожд. Алексеевой) и Клавдии Николаевне Бугаевой (урожд. Алексеевой; 1880–1970).
330
Речь идет о брошюре Волошина «О Репине», вышедшая под маркой издательства «Оле-Лукойе» (как «Волшебный фонарь» М. Цветаевой и «Детство» С.Я. Эфрона). В ней Волошин пытался осмыслить «катастрофу», постигшую картину Репина «Иван Грозный и сын его Иван», 16 января 1913 г. поврежденную маньяком. Он также описывает диспут об этой картине в Политехническом музее, на котором выступали художники группы «Бубновый валет».
331
Давид Давидович Бурлюк (1882–1967), участвовавший в упомянутом выше диспуте, писал Волошину 10 марта 1913 г.:
«Я купил сегодня одну книгу „Волошин о Репине“, но еще нужно было штук 5–6. Не могли бы вы устроить мне на льготных условиях — взаимно — я прислал бы вам: „Садок судей II“, „Требник троих“, или „Пощечину общественному вкусу“»
332
Мария Павловна Кювилье познакомилась с Волошиным в январе 1913 г., была влюблена в него. См.:
333
Волошин с матерью приехали в Коктебель 9 апреля 1913 г., Цветаева с мужем и дочерью, — видимо. 26 апреля. Сохранился пейзаж Волошина, надписанный Цветаевой в этот день: «Милой Марине — в протянутую руку» (Дом-музей М.А. Волошина в Коктебеле).
334
Дочь Цветаевой и Эфрона — Аля, Ариадна Сергеевна Эфрон (1912–1975) родилась в Москве 5/1 8 сентября.