М<ожет> б<ыть> это оттого, что он не знает, к<а>к относиться к Сереже. Оба почти не говорят серьезно.
Ничего не произошло и вряд ли произойдет, но все это давит.
Пра необычайно мила, мне хотелось бы сказать ― человечна. Мы долго сидим с ней, я сопровождаю ее в ее хозяйств<енных> путешествиях. Вместе поджариваем на керосинке разные вещи и выдираем на грядках гадкую траву.
Она рассказывает о своей молодости, за окнами темнеет — синяя, синяя темнота ― мы идем домой, Сережа отгоняя, я подманивая… собак. Их здесь очень много: 5 живут на наших террасах, Сережа швыряет в них камнями, я — хлебом.
Вчера Макс рисовал Сережин портрет [335] — вышел негр с ½ носа (М<акс> нашел, что у всех Эфронов должен быть такой нос).
— 11 час<ов> я кончаю. Сейчас отходит почта.
Всего лучшего.
Впервые — НИСП. стр. 146. Печ. по тексту первой публикации.
3-13. М.С. Фельдштейну
Коктебель, 27-го мая 1913 г., понедельник
Милая Волчья Морда,
Сейчас на темном небе яркий серп месяца, совсем серебряный, — горящее серебро. В воздухе многочисленные голоса собак. Влетела бабочка и, трепыхаясь, ползет по столу. Лева [336] говорит: «Марина, сейчас влетят разные летучие мыши и всякая гадость».
Мы только что кончили ужинать, — было крикливо, неловко и уныло. Крикливо из-за двух сестер [337], неловко из-за окриков на них Пра перед матерью и уныло из-за слишком ясного знания всего, что будет.
События сегодняшнего дня: мытье автомобиля перед его окраской, большая прогулка в горы. Мы отделились от художников: Эва Адольфовна [338], Сережа, Копа, Тюня и я. Какие горы мы видели, какие скалы, какое море! Сидели, спустя ноги в пустоту, пили воду из какой-то холодной дыры (источника), видели все море и чуть ли не весь мир. Произошел инцидент с Тюней. Сережа сказал, что талья у него самая тонкая из всех присутствующих (талий) и, возмущенный возражением Тюни, стал примерять ее пояс. Он, действительно, наделся на последнюю дырку, но при первом Сережином вздохе… лопнул, — совсем, окончательно, даже кончик отскочил шагов на пять. Тюня тотчас же назвала Сережу свиньей, потом отошла и всю остальную дорогу была гнусна.
Эва Адольфовна была в шароварах Пра и в своем татарском кафтане. Она купила себе голубой купальный костюм в «Бубнах» [339], и мы после прогулки купались, она и я.
Майя [340] тоскует, плакала уже в комнате Эвы Адольфовны, у себя и у Пра.
— «Ну, зачем Вы его выбрали? Что в нем такого? Толстый, с проседью {33}, в папаши Вам годится! Любить никого не может, я сама часто плачу из-за этого, я понимаю, к<а>к Вам должно быть горько. Да плюньте на него! Выбрали бы себе какого-н<и>б<удь> юношу, стройного, красивого, молодого, вместе бы бегали, вместе бы сочиняли стихи…»
— «Но я не могу на него плюнуть…»
Я думаю! Бедная Майя!
Пра все более и более восторгается Эвой Адольфовной.
А м<ожет> б<ыть> Вы уже далеки от всего этого.
Трещат цикады. На воле чудно — огромная, тихая ночь.
Я буду счастлива, я знаю, что существенно и не существенно, я умею удерживаться и не удерживаться, у меня ничего нельзя отнять. Раз внутри — значит мое. И с людьми, к<а>к с деревьями: дерево мое — и не знает, т<а>к же человек, душа его.
Со мной даже бороться нельзя: я внешне ничего не беру — и никто не знает, к<а>к много — внутри.
Желтый и синий лев (подарок Э<вы> А<дольфовны> и П<етра> Н<иколаевича> [341]) смотрит одобрительно. Он сидит рядом с львиной тарелкой [342] с одной стороны и настоящим Левой — с другой.
Автомобиль, пламенно вымытый обормотами, уехал краситься, и вернется вместе с Вами (?) через неделю.
Привет обоим белым волкам [343].
Впервые ― De Visu. M. 1993. № 9. стр. 14 (публ. Д.А. Беляева). СС-6. стр. 105 106. Печ. по тексту НИСП. стр. 147–148.
4-13. М.С. Фельдштейну
Коктебель, 28-го мая 1913 г.
Милый Михаил Соломонович, Сначала хроника: сегодня утром приехала невероятная, долгожданная, мифическая «мамаша» [344], в к<оторую> т<а>к не верила Пра, и — представьте себе! — я пожертвовала этим зрелищем для того, чтобы писать Вам письмо.
335
Портрет, выполненный угольным карандашом, сохранился в фондах Дома-музея М.А. Волошина в Коктебеле.
336
Лев — домашнее прозвище С.Я. Эфрона.
«Издавна и нежно повелось — Марина звала Сережу Львом, Лёве, он ее — Рысью, Рысихой; сказочные эти клички вошли в домашний, семейный наш обиход, привычно подменяя подлинные имена, и так — до самого конца жизни»
337
Сестры Субботины, упоминаемые далее под именами Копа и Тюня. Старшая из них — Капитолина — в 1913/14 г. была актрисой Свободного театра.
338
Эва Адольфовна Фельдштейн (урожд. Леви; 1886–1964) — жена М.С. Фельдштейна. Об упомянутой прогулке Э.А. Фельдштейн на следующий день писала мужу:
«28 мая 1913… У нас дивные дни. В море 16 градусов. Небо синее, ветра почти нет. Мы вчера совершили дивную прогулку Марина, Сережа, Копа, Тюня и я. Были на Карадаге! Ты бы на меня подивился, каким я молодцом шагала. Пра надела мне
339
Кафе на берегу моря в Коктебеле, получило название от поговорки «Славны бубны за горами». Принадлежало греку А.Г. Синопли.
342
Об этой тарелке Цветаева писала в очерке «Живое о живом»:
«…вывезла ее в 1913 году из Феодосии и с тех пор не расставалась. В моих руках она стала еще на двадцать лет старше. Тарелка страшно тяжелая, фаянсовая, английская, с коричневым побе́лу бордюром из греческих героев и английских полководцев. В центре лицо, даже лик: лев…».