словно ты утешаешь ребенка, хочешь придать ему бодрости… и — почти улыбаясь его неразумию:
Эта строчка — чистая интонация (интенция), и, значит, чистая ангельская речь.
(Интонация: интенция, ставшая звуком. Воплощенная интенция.)
(именно это — Орфея поющего и умирающего в каждом поэте — я имела в виду на предыдущей странице).
Откуда он? Из нашего ли мира? [820]
И уже чувствуешь подступающее (близкое) Нет. О, Райнер, я не хочу выбирать (выбирать значит рыться и быть привередливой) {167}, я не могу выбирать, я беру первые случайные строки, которые еще хранит мой слух. Ты пишешь мне в уши, тебя читаешь ухом.
(конь, выросший из земли). Райнер! Следом досылаю книгу «Ремесло», там найдешь ты св<ятого> Георгия [822], который почти конь, и коня, который почти всадник, я не разделяю их и не называю. Твой всадник! Ибо всадник не тот, кто сидит на лошади, всадник — оба вместе, новый образ, нечто не бывшее раньше, не всадник и конь: всадник-конь и конь-всадник: ВСАДНИК.
Твоя карандашная запись (так ли это называется? нет лучше помета!) — легкое ласковое слово: к собаке [823]. Милый, это переносит меня в мое детство, в мои одиннадцать лет, то есть в Шварцвальд, в саму его глубь. И воспитательница (ее звали фройляйн Бринк [824], и она была омерзительна) говорит: «Этой дьявольской девчонке Марине можно все простить, когда она произносит: „собака!“» (Собака — от восторга и нежности и нетерпения — завывая — с тремя-а-а-а. То были не породистые собаки, — уличные! {168})
Райнер, величайшее счастье, блаженство прижаться своим лбом к собачьему, глаза в глаза, а собака, удивленная, оторопевшая и польщенная (не каждый же день случается!), начинает ворчать. И тогда зажимаешь ей обеими руками пасть ведь может и укусить, от одного умиления! — и целуешь. Много раз подряд.
Есть ли у тебя там, где ты сейчас, собака? А где ты сейчас? Вальмон — так звали героя жестокой, холодной и умной книги: Лакло [825] «Liaisons dangeureuses» {169}. которая у нас в России — не могу понять почему, нравственнейшая книга! — была запрещена наравне с мемуарами Казановы (которого страстно люблю!). Я написала в Прагу, мне должны прислать мои две драматические поэмы (все же не драмы, по-моему): «Приключение» (Генриетта, помнишь? самое прекрасное из его приключений, которое вовсе не приключение, — единственное, которое не приключение) и «Феникс» — конец Казановы [826]. Герцог, 75 лет, одинокий, бедный, старомодный, осмеянный. Его последняя любовь. 75 лет — 13 лет. Это ты должен прочесть, это легко понять (я имею в виду язык). И — не удивляйся — это написано моей германской, не французской душой.
Райнер, Райнер, ты сказал мне это, не зная меня, как слепой (зрячий!) — наугад. (Лучшие стрелки́ — слепые!)
Завтра — Вознесение Христово. В_о_з_н_е_с_е_н_и_е. Как хорошо! Небо при этом выглядит совсем как мой океан — с волнами. И Христос — возносится.
Только что пришло твое письмо. Моему пора отправляться.
Впервые — Вопросы литературы. С. 249–251 (с купюрой). СС-7. С. 58–61. Печ. по кн.: Небесная арка. С. 61–66.
52-26. P.M. Рильке
…перед ним
не кичиться тебе проникновенностью чувства… [828]
St. Gilles-sur-Vie
Вознесение Христово, 13-го мая 1926 <г.>
Поэтому: чисто-человечески и очень скромно: Рильке-человек. Написав, запнулась. Люблю поэта, не человека. (Теперь ты, прочитав, запнулся.) Это звучит эстетски, т.е. бездушно, неодухотворенно (эстеты — те, у кого нет души, а только пять (часто меньше) острых чувств). Смею ли я выбирать? Когда я люблю, я не могу и не хочу выбирать (пошлое и ограниченное право!). Ты — уже абсолют. Пока же я не полюблю (не узна́ю) тебя, я не смею выбирать, ибо не имею к тебе никакого отношения (не знаю твоего товара!).
819
Из V сонета I части. Ср. перевод Г.П. Ратгауза: «…И не надо знать / иных имен. Восславим постоянство. / Певца зовут Орфеем…» (
823
В экземпляре «Сонетов к Орфею», посланном Цветаевой, около XVI сонета (I часть) рукою Рильке помечено: an einen Hund (к собаке) (
824
Об учебе Цветаевой в 1904–1905 гг. в пансионе Бринк во Фрайбурге см.:
828
Слова из девятой Дуинезской элегии. Ср. перевод В. Микушевича: «…Ты не можешь / Грандиозными чувствами хвастать пред ним…» (