Мне столько хочется рассказать Вам о ее жизни, смерти, это может Вас огорчить, но та, которая сумела в 17 лет сыграть Warum, не боится такого рода огорчения.
Это письмо идет издалека, из моих 13 лет [1254] и недавно, вероятно год назад, одна Ваша знакомая, имя которой я больше не помню (кажется итальянское) [1255] спросила меня от Вашего имени, не являюсь ли я дочерью «Мани», я сказала, да, действительно, она предложила мне возобновить знакомство, [хотя я была очень счастлива] моими (и Вашими) и нашими воспоминаниями! Я забыла спросить ее адрес и ничего не получилось.
Если все то, о чем я Вам говорю, Вам дорого, позовите меня, дорогая M<ada>me. И я приду.
Печ. впервые. Черновик записан в тетради Цветаевой (PГАЛИ, Ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 16, л. 27–28).
14-27. C.H. Андрониковой-Гальперн
Дорогая Саломея,
Будем у Вас с С<ергеем> Я<ковлевичем> во вторник (вечером) — если разрешите. Договоримся о вечере. М<ожет> б<ыть> принесу с собой прозу о Рильке. Хотелось бы, чтобы послушал и Б<орис> Ф<едорович> [1256], у меня мечта <зачеркнуто одно слово> или перевестись на франц<узский> для какого-нибудь журнала — о мечте пока не сообщайте, посмотрю как понравится.
До свидания!
Bellevue, 6-го марта 1927 г., воскресение.
P.S. Квартира снята [1257].
Впервые — СС-7. С. 104. Печ. по тексту первой публикации.
15-27. Б.Л. Пастернаку
<Начало марта 1927 г.>
Дорогой Борис. Позволь мне на этот раз не о Шмидте, о Шмидте (несравненно лучше 1-ой части!) напишу после чтения его вслух С<ергею> Я<ковлевичу> и Сувчинскому, напишу всё, что сказала, следовательно почувствовала / узнала. По горячему следу непосредств<енного> слухового и иного восприятия. Напишу под утысячеренным ударом слушателя. — Ты меня понимаешь? — [1258]
Пока же — не о тебе-Шмидте, о себе-Шмидте. — Я сейчас в огромной волне Германии и Смерти, вся на Тем Светэ — от Гёте до Рильке. И еще Бог послал мне живого ангела, 20-летнего немца с того света (на здешнем — с Рейна), с которым мысленно и письменно, когда и устно — беседую неустанно [1259]. Учти далекость от меня <19>05 г. — всякого года — кроме 1875 г. и 1926 г.
Кончаю сейчас — Три смерти — или Трезвучие — о двух смертях, пред- и по-шествующей смерти Рильке [1260]. (Все три на протяжении 3-ех недель). Как мне бесконечно жаль, что ты ничего не читал из моей «прозы» (т.е. МЫСЛИ), которую Святополк-Мирский в своей английской Истории русской литературы называет «худшей на протяжении русской литературы» [1261]. Он меня, между прочим, сейчас ненавидит — за всю меня — так же как я его и, должно быть, в ответ.
(Твое обещание длинного <оборвано>
Предполагаемая, обещаемая длина твоего будущего письма к нему равна всей твоей неохоте. Но, Борис, твоя lune de miel {278} еще предстоит, вторая жена, не верь — первой жене!)
Борюшка, ты явно, героически — не на своей дороге. Ты никогда не станешь великим писателем (поэтом) земли русской, как Толстой, Достоевский, пр. Ты — отдельный и начинаешь там где конч<или> они, переводя <над строкой: обрываешь> стрелку с уразумеваемого → вниз ↓ и там начиная всё сызнова <оборвано>
Ты ничего и никого не продолжаешь, ты не существуешь, ты подсуществуешь. Твой путь другой — будущего ОТДЕЛЬНЫХ. Тебе, Борис, даже через 100–200 лет не стать общим местом. (Говорю о всем, кроме Шмидта.)
1905 г. — ложный ход, работа не по тебе, вся на / во всем — и всего-себя — перебарывании. Ты хотел простого человека, ты дал пошляка (Письма). Ты не знаешь, какие простые люди бывают.
Теперь, внимание:
Ложный ход, если бы он был последним, как степень — Шмидт — при наличии последующего, т.е. Шмидт как ступень — если неправилен, то праведен.
В Шмидте (1905 г.) твоя дань людскому, человеческому, временному. <Над строкой: Времени (понять его).> Отдал — и дост (по-чешски: достаточно). Больше не связывайся.
Хочу от тебя прозы, большой, бесфабульной <вариант: бесте́мной>, тёмной, твоей.
О Попытке комнаты.
Разве ты не понял, что это не наша? Что так и не возникла она, [комната], п<отому> ч<то> в будущем ее не было, просто — ни досок <вариант: доски>, ни балок. (Есть только то, что будет. Возникает только то, что уже есть.)
1256
Борис Федорович Шлецер (1881–1969) — музыкальный и литературный критик, переводчик. С 1921 г. в Париже. Сотрудничая в «Современных записках», с 1924 г. стал работать хроникером во французской прессе, в том числе в журнале «Nouvelle revue française». Цветаева надеялась устроить через него в журнал переводы на французский своих прозаических произведений.
1258
Запись Цветаевой о поэме Пастернака «Лейтенант Шмидт» см.
1260
Речь идет о работе над очерком «Твоя смерть» (1927). Трезвучие. — Обращаясь к умершему поэту, Цветаева писала во вступлении к очерку:
«Твоя смерть, Райнер, в моей жизни растроилась, расслоилась на три. Одна твою во мне готовила, другая заключала. Одна предзвучие, другая позвучие. Несколько отступив во времени — трезвучие. Твоя смерть, Райнер, — говорю уже из будущего — дана была мне, как триединство» (
1261
Книга Святополк-Мирского «Contemporary Russian Literature. 1881–1925» («История русской литературы. 1881–1925)» вышла в Лондоне в 1926 г. Одна из главок книги была посвящена Цветаевой. Высоко оценивая поэтическое творчество Цветаевой, автор нелицеприятно отозвался о ее прозе:
«Поскольку Марина Цветаева жива (и даже хочется добавить: „живее некуда“), то правило „aut bene aut nihil“ („либо хорошее, либо ничего“ —