<Май 1927 г.>
Сударыня!
Я не читала Вашей книги Честь Страдать, и, не прочитав ее, вот что я о ней думаю. Это Ваша последняя книга и, будучи последней, она наиближайшая к следующей, значит — Ваша почти самая великая. Это Вы последнего полночного удара: Вы из уже-завтра.
Честь Страдать. Если бы Вы написали «Счастье Страдать», М. Мартен дю Гар был бы доволен (почему бы не «Удовлетворение Страдать»?), вот одно из прелестных противоречий, в отсутствии которых он Вас упрекает [1316]. Но Вы никогда не написали бы «Счастье Страдать». Анна де Ноай первых своих книг могла бы написать «Страсть Страдать» [1317]. Или чуть позже — Гордость Страдать. Но послевоенная Анна де Ноай могла сопоставить Страдание только с Честью.
(Счастье и Страдание. Как будто счастье соответствует страданию. Счастье соответствует только самому себе: удовлетворять Счастье-удовлетворение, вот что он хочет вместо Честь Страдать. Счастье удовлетворить… М. Мартен дю Гара!)
Честь Страдать. Холод. Каска Паллады [1318] на раненом лбу. Двойной холод лба и каски. (Ноай в каске, никогда не в маске. Вы-то знаете причину рифмы…) Сказав послевоенная Ноай, я не думала наперво о великой войне, а о величайшей из войн: о великой войне жизни, Бога в нас с человеком в нас, где Бог победитель. Но и великая война тут тоже при чем: металлический отсвет.
Вашу книгу, сударыня, никогда не полюбят. Пришел час Вам сказать: «Они не поймут тебя, Жан-Жак» [1319], так же, как они никогда тебя не поняли (любить — не значит понимать, любить — это молиться, а молиться — это не понимать), — потому что им никогда не быть тобой (мной) — (я говорю о великом я, разнообразном и едином я Жан-Жака, Ноай, о всяком величии — через это ты я сумею найти и Вы!) — поскольку один из лучших молодых людей, (это он и есть — «Семья Тибо»? [1320] Печально) — этот Мартен дю Гар сумел найти в Ваших первых книгах одни советы (Вы — и советы!) если не прямо для жизни, то по крайней мере для удовольствий. Дурак (простите мне это слово), кто поверил, что Вы поэт — на слово, прочел поэта! — дословно, не переводя Вас на Ваш язык, где всякая вещь лишь имя, лишь страсть, в своей двойной красоте. «Возможно, и в этом моя ограниченность, я сужу о „Чести Страдать“ из того возраста (как стар их молодой детский взгляд), когда стихи госпожи де Ноай давали молодости…» Мартен — ты остался сосуном, а госпожа де Ноай выросла. (Вы-то были вскормлены на груди самой Этны! Этна: мать-кормилица. Этна — могила Эмпедокла [1321].) Мартен, ты мне напоминаешь маленькую детскую хрестоматию, в которой автор мило сетует на то, что Вы не склонились (склонились — почему бы не на все четыре лапы!) над детством, сожалеющим о том поэте, которого оно в Вас не имело.
Сударыня, Вы будете смеяться!
Ну что же. Честь Страдания — это ускользающее яблоко, остаются только зубы. Боби хнычет над яблоком, которое он совсем по-глупому, совсем по-бебешески принял за съедобное яблоко, тогда как оно Жизни и смерти.
Жизнь и смерть. Эти — для Вас имена, для него — слова — встречаются и в его статье (какая жалость, этот большой грязный журнал с его портретами людишек, бесконечный (журнал) с бесконечными (людишками)), какое надругательство над Вашей единственностью, над Вашим именем пустынным и вершинным, всегда одиноким, потому что единственным. Какая общая яма славы.
Жизнь и смерть. «Вот она уже не любит ни жизнь ни смерть, так как открыла небытие». Молодой человек, раз перед небытием стоит определение, то оно уже что-то. Раз она его открыла, то оно есть. И как ему не быть, раз она есть. (Ах, какую прекрасную статью, нет — все сказать о Небытии и госпоже де Ноай.) Если бы я могла Вам сказать на Вашем языке: раз оно есть (небытие), значит это еще жизнь (и смерть). Любовь к небытию. Ощущать себя больше не чувствующей. Себя ощущать больше себя не чувствующей. Вот врожденное, изначальное противоречие, которое Вы (Мартен) с глупым сожалением больше не находите в строфах поэта. Если бы Вы сказали: «и вот, она больше ничего не любит…» Вы были бы правы по ходу фразы, но Ваша фраза солгала бы. Вы предпочли — и в этом некоторое благородство — сочинить плохую фразу и сказать правду. Ибо она открыла его, Небытие, подобно тому как Франсиско Писарро открыл Мексику! [1323]
1316
В 1927 г. Анна де Ноай выпустила свой новый сборник стихов «L'honneur de souffrir» («Честь страдать»). Письмо Цветаевой к Анне де Ноай было вызвано статьей французского журналиста и издателя Мориса Мартена дю Гара (1896–1970), откликнувшегося на книгу большой статьей в редактируемом им еженедельнике «Les Nouvelles Littéraires» (1927, 7 мая).
1317
Ср., например, название первого сборника стихов Анны де Ноай «Безграничное сердце» («Le coeur innombrable», 1901).
1318
Паллада (Афина Паллада) — богиня войны и победы, дочь Зевса, родившаяся в шлеме и панцире (греч. миф.).
1319
Руссо Жан-Жак (1712–1778) — французский писатель, философ. Ему принадлежат слова: «Я хочу показать своим собратьям человека в его истинной природе — и этим человеком буду я». Об этом Руссо писал также в своей автобиографической книге «Исповедь»: «Да, прав был этот человек, гордо и смело говоря: каков бы я ни был, но я был одним из лучших людей в мире!»
1320
Роман-хроника французского писателя Роже Мартена дю Гара (1881–1958), двоюродного брата Мориса Мартена дю Гара.
1321
По преданию, греческий философ Эмпедокл (490–435 до н. э.) добровольно совершил прыжок в кратер Этны. (В действительности умер в Пелопоннесе.)
1322
Цитата из стихотворения Анны де Ноай «Offrande» («Дар», 1907 г.), из которого Цветаева заимствует образ яблока и зубов. («Les eblouissements». Paris. 1930. С 117). Стихотворение печаталось также под названием «Voix dans l'ombre» («Голос во мраке»). Русский перевод стихотворения см. в кн.: Новые поэты Франции. В переводах Ив. Тхоржевского. Париж: Родник, 1930. С. 139–140 («Остался след в надломе песни звонком, / От больно врезавшихся снов: / Как в яблоке, надкушенном ребенком, / Следы зубов». И т.д.)
1323
Писарро Франсиско (1470–1541), испанский конкистадор, завоеватель Панамы и Перу. Мексика была открыта раньше (в 1519–1521 гг.), ее завоевал Эрнан Кортес.