Für heute — alles {345}. Теперь будешь <оборвано>. Замечаешь, что начала действ<ие> с конца, т.е. с будущего лета: с начала бесконечности. Теперь будешь получать ту скарлатинную, шарлаховую хронику [1549] — отрывочками, всего — много, у меня вообще — с пуд неотправленных писем к тебе, начиная с Чехии.
Кончаю просьбой о высылке книг, С<ереже> и Родзевичу. В обоих у тебя, что бы ни было, друзья навек. Кстати, Родзевич моряк [1550], и как моряк (ведь лучше чем поэт!) влюблен в твое море (Приедается всё), а С<ережа> 12-ти лет сражался на московских баррикадах [1551]. Не могу не привести одного совпадения — [твоих лаборантш] стих этого лета:
Впервые — Души начинают видеть. С. 422–425. Печ. по тексту первой публикации.
79-27. Б.Л. Пастернаку
<Конец октября 1927 г.>
Борису. — Случай со Шмидтом наводит меня на мысль, что периодическая печать — разврат. Кто бы думал, следя шаг за шагом, что получится такое? Вещь не есть сумма, в периодической же печати даны именно сослагательные, которых нету. Готовая вещь — твоя Москва с аэроплана: настоящее, будущее, чем кончится. Клоки по журналам — булыжники мостовой, которые 1+1+1= не дают ожид<аемого> [1553].
Борис, вчера отсылала с чувством: «а теперь за Федру» и вчера же вечером — но этому предшествовало следующее. Зализывая конверт, заметила, что под Шарлаховой стоит продолж<ение>, а собств<енно> ей конец, но торопясь, не исправила, отправила как есть. Это было утром, а вечером оказалось, что хроника не кончена, и вот каким образом. В ней был пропуск, а именно моего письма к твоему отцу и моих чувств по поводу — и письма и отца.
Откатись со мной на две недели назад. Тогда пакет с каз<енной> печ<атью> пришел не один, с письмом, начинавшимся Chère Madame [1554]. Это chère к незнакомому человеку на фоне Горьковского уважаемая [1555], да и без всякого, на моем собственном, с которым слилось, так меня растрогало, взволновало, обнадежило (да, да, и это, хотя не из моего словаря, как душевного, так словесного), что я тут же, с места в карьер написала твоему отцу — уступаю место тетради:
«Письмо к твоему отцу! Два дня живу им, тобой в свете сыновнести, тобой — ребенком. Началом его».
Бог с шарлаховой! — своими словами: о где-то прочтенной твоей автобиографии — «всё, что я есть, и почти всё…» — о совпадении с Марком Аврелием, свою начинающем: Тем-то в себе я обязан моему отцу, тем-то — учителю и т.д. — И, в самую секунду писания учуяв тебя как больное место его — их, отца, матери, — жизни (большое больное место!) — о радости и гордости иметь такого сына, о сыновнести земной и небесной, о современности, которую ненавижу и о тебе, ее поэте, которого люблю, о корнях будущего в прошлом, о многом, о всем, Борис. Писала по французски, п<отому> ч<то> Chère Madame, в ликующей ту́-светной свободе себя в чужом языке.
Отправ<кой> заказн<ым> пригвоздила.
И — с распиской в руке, мрачное озарение: подпись явно F. [1556] Гм… И — воспоминание доисторическое: в Берлине, среди болт<овни> о том о сем, Л.М. Эренбург — «А сестра Пастернака вышла за своего дядю — или двоюродного брата, в Мюнхене»… [1557] Так. Значит Chère Madame писал кто-то не явл<явшийся> твоим отцом. Значит, все чувства мои по поводу… Ничего не значит, всё в порядке, отец ост<ается> отцом, сын — сыном, а я — собой.
И — забыла.
И вчера, Борис, письмо от твоего отца: чудесное, молодое, доброе, без обращения Chère, но ст<оль> звучащее им, как —, [письмо, открыв<ающее> новые простр<анства> во мне — к тебе] письмо — эра во мне к тебе. Ведь за отцом мать, Борис, та девочка, когда-то поднятая на руки со смычком в руках, сложивш<ая> смыч<ок> и скрип<ку> [1558], та молодая жен<щина>, когда-то поднимавшая <вариант: явившая> тебя впервые над всей землею: — жест посвящения небу всех матерей, помнишь Vom lieben Gott {346}, в Венеции… («Das Meer auch» {347}) [1559] Ведь свысока тех ее памят<ей> я, как ты с твоего авиона увижу карту [твоего детства, тебя, с заставами] твоего детства, тебя бывшего и будущего, вплоть до застав бессмертия, которые серебряные.
1549
…шарлаховую хронику… — т.е. письма, написанные Цветаевой в период болезни скарлатиной (от
1550
К.Б. Родзевич служил мичманом на флоте, во время Гражданской войны воевал в составе Красной флотилии.
1551
Факт участия юного С.Я. Эфрона на баррикадах в революцию 1905 г. нам неизвестен. В письме к Л.П. Берии в 1939 г. Цветаева, давая характеристику своему мужу, писала о том, что он рос в семье революционеров и что по поручению своей матери, члена организации «Народная воля», в 1905 г. выполнял ее революционные поручения (
1552
Из стихотворения «Кто — мы? Потонул в медведях…» Под названием «Вступление в Поэму Добровольчества» было опубликовано в однодневной газете «День Русской Культуры» (8 июня 1927 г.). Стихотворение является самостоятельным отрывком из незавершенной «Несбывшейся поэмы» (
1553
Цветаева сетует, по-видимому, на то, что поэма «Лейтенант Шмидт», опубликованная частями в «периодической печати», потеряла восприятие цельности произведения. Поэма публиковалась в журналах «Новый мир» (1926. № 8/9; 1927. № 2–5) и «Молодая гвардия» (1926, № 7).
1554
См. коммент к письму Цветаевой к Б.Л. Пастернаку от 14 октября 1927 г. в кн.
1556
F. — Письмо было подписано Фридрихом (домашнее имя Федя) Карловичем Пастернаком (1880–1976).
1557
Л.М. Эренбург. См. коммент. 9 к письму к Р.Б. Гулю от 30 марта 1924 г. В разговоре с Цветаевой была неточна: Жозефина Пастернак была троюродной сестрой своего мужа, Ф.К. Пастернака.
1559
Речь идет о рассказе Рильке «Из жизни венецианского гетто» в книге «Истории доброго Бога».