С Новым Годом, дорогой Борис, пишу тебе почти в канун, завтра не смогу, п<отому> ч<то> евразийская встреча Нового Года происходит у нас, следовательно —
Вчера — годовщина дня смерти Рильке, а сегодня мне с утра — впрочем успела еще на рынок — пришлось ехать в госпиталь — резать голову. Теперь буду жаловаться: подумай, Борис, моя чудная чистая голова, семижды бритая, две луны отраставшая — пушистая, приятная и т.д. — и вдруг — нарыв за нарывом, живого места нет. Терпела 2 с лишним недели, ходила в кротости Иова [1620], но в конце концов стало невтерпеж, — 10 или 12 очагов сгуст<ившейся> боли. Лечебница на краю света, ехала, одним Парижем, час, ждала два, в итоге — не прививка, на которую не имею возможности, ибо 10 дней леж<ать> чуть ли не в 40-градусном жару — а буйно и внезапно взрезанная голова. Ехала домой как раненый, совсем особое чувство бинта — рамы бинта, что-то и от летчика и от рекрута, во всяком случае лестно. Так, мужское во мне было удовлетворено. Причина 1) трупный яд, которым заражена вся Франция (2 миллиона трупов) [1621] 2) малокровие, еще гнуснее и точнее: худосочие. Посему тотчас же по возврате в Мёдон, только зайдя домой проведать, полетела в аптеку за рыбьим жиром детям. — Для чего рассказ? Перекличка с Рильке (вспомни Мальте) — Новый Год и бинт, Новый Год и госпиталь, окраина [1622] и, проще — его собственная смерть: умер ведь пожр<анный> белыми шариками [1623].
Что еще? Новый Год евразийский, дружественный, но не мой. Мой — твой.
Ездила с книгой Рильке, читала в вагоне, в метро, в приемной, после такого чтения хоть кожу сдирай — не крикнешь. Впрочем, я терпеливая, дубовая. Знаешь ли ты, как мне когда-то мать в пылу рвения (9 лет воспаления легких) пришила к коже <вариант: прошила с кожей> компресс и только на другой день, снимая, обнаружила. — Чего же ты молчала? — Я думала, что так надо. Чувство стыда боли. Отец этому чувству — Дьявол.
Но довольно о <оборвано>
Впервые — Души начинают видеть. С. 445–446. Печ. по тексту первой публикации.
Дополнение
Письма 1903–1923 гг
1903
<Лозанна>. Конец декабря 1903 г.
Моя дорогая тетя!
Поздравляю тебя с праздником Рождества и от всего сердца желаю тебе радостно провести его. Большое спасибо за подарки, мы еще их не открыли, храня их до самого Рождества, чтобы на праздник у нас что-то было.
А мне так любопытно, что же лежит в этих пакетах.
Как мила эта открытка, не правда ли? Мне это напоминает твой дом [1624].
Моя дорогая тетя, заканчиваю мое послание, крепко тебя обнимая и обещая часто писать тебе во время каникул. Привет всем, включая собак. До свидания, моя добрая тетя!
Твоя маленькая Муся (которая тебя очень любит!)
Впервые — Коркина Е.Б. С. 19 (в пер. с фр.). Публ. по тексту первой публикации.
Сусанна Давыдовна Мейн (домашнее прозвище Тьо (от слова «тетя»; 1843–1919), швейцарская воспитательница матери М. Цветаевой, вторая жена А.Д. Мейна, деда Марины. Способствовала устройству сестер Цветаевых, Марины и Анастасии, в пансион в Лозанне. См. Цветаева А. С. 127–131.
1904