Впервые — Вшеноры 2000. С. 52–53. Публ. и коммент. P.M. Лубянниковой. Печ. по указанному тексту.
14-25. A.A. Тесковой
Вшеноры, 2-го февраля 1925 г.
Дорогая Анна Антоновна,
Вам первой — письменная весть. Мой сын, опередив и медицину и лирику, оставив позади остров Штванице, решил родиться не 15-го, а 1-го, не на острове, а в ущелье [271].
Очень, очень рада буду, если навестите. Познакомитесь сразу и с дочерью и с сыном.
Спасибо за внимание и ласку.
P.S. Мой сын родился в воскресенье, в полдень.
По-германски это — Sonntagskind {60}, понимает язык зверей и птиц, открывает клады. Февральский камень — аметист. Родился он в снежную бурю.
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 28. СС-6. С. 335. Печ. по: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 15–16.
15-25. O.E. Колбасиной-Черновой
Вшеноры, 2-го февраля 1925 г.
Дорогая Ольга Елисеевна [272],
Вчера, 1 февраля, в воскресенье, в полдень, родился мой сын Борис — нежданно и негаданно во Вшенорах. Ничего не было готово — через полчаса появилось всё. Меня прямо спасли. Мальчик белый, с правильными чертами, крупный.
Нежно целую Вас и Адю.
Впервые — СС-6. С.717. Печ. по тексту первой публикации.
16-25. O.E. Колбасиной-Черновой
Вшеноры, 8-го февраля 1925 г., 1 ч<ас> ночи
Дорогая Ольга Елисеевна,
Нам с мальчиком пошли восьмые сутки. Лицом он, по общим отзывам, весь в меня: прямой нос, длинный, скорее узкий разрез глаз (ресницы и брови пока белые), явно — мой ротик, вообще — Цветаев. Помните, Вы мне пророчили похожего на меня сына? Вот и сбылось. Дочь несомненно пошла бы в С<ережу>.
Мальчик мил, общее выражение лица благодушное, напоминает Ф.А. Степуна после удачной лекции. Ест хорошо, меня представьте себе!!! — хватает. Поражаю и себя и других [273].
Мои дела хороши, всё как по книжке, но молодой Альтшулер [274] (брат К.И. Еленевой), спасший и меня и мальчика (он решился в обмороке, и Альтшулер его минут 20 откачивал — искусственное дыхание) А<льтшулле>р настаивает на долгом лежании. Вчера (7-го) я в первый раз села. Еще ничего не читаю, — берегу глаза. Милее всего — Булгакова и еще одна дама, недавняя. Милы тишиной. А Ан<дрее>ва буря, влюблена в мальчика, как цыганка в белого ребенка. Приходит в 6 ч<асов> веч<ера> и уходит в 12 ч<асов> ночи. Добра, странна и буйна. Равно притягивает и отталкивает.
Колеблюсь между Борисом (я) и Георгием (С<ережа>). Назову Борисом — буду угрызаться из-за С<ережи>, Георгием — не сдержу обещания Б. П<астернаку>. Посоветуйте, исходя из двойной меня, какой Вы меня знаете.
А няньки нет, и скоро все посещения кончатся. — Трудно. — Первое время я инвалид, а Али одной не хватит. С<ережа> же с ног сбился, на след<ующей> неделе три экзамена. Недавно, когда наша временная нянька (угольщица) сбежала, всю ночь не спал с мальчиком. Извелся.
Есть коляска — чудесная раскладная американская, купленная у одних русских за 50 крон. Спит он пока в моисеевой корзине [275], — подарок Андреевой. Лежу под ее одеялом и в ее ночной рубашке. Она мне, как его кормилице, готова отдать все. Эта любовь грозит мне бедами, было уже несколько стычек. Она очень трудна.
Лежу в той второй комнате, из которой вынесено все. В окна весь день — сияющая гора со всеми постепенностями света. Сейчас ночь, С<ережа>, угольщица и мальчик спят. (Угольщица на Алиных львах и обезьянах, так и оставшихся в простенке.) Аля все эти дни (года!) ночует у Андреевых, с которыми не в «контакте».
Денежные дела сомнительны: в июле у С<ережи> кончается иждивение, а места нет. А расходы, естественно, очень велики, как себя ни ограничивать. С<ережа>, напр<имер>, должен хоть на месяц снять себе отдельную комнату. — 200 кр<он> местной бабке, пришедшей после события и потом еще два раза. Угольщице — 10 дней по 15 кр<он>) — 150. И т.д. Не знаю, как вылезем.
Получили ли остаток иждив<ения> с Катиной оказией? Не забудьте ответить.
271
Сын Георгий родился во Вшенорах. Роды принимал Г.И. Альтшуллер.
«…в один воскресный день, она пришла посоветоваться со мной и сказала: „Вы будете принимать моего ребенка“. Удивленный ее неожиданным заявлением, я попытался возразить ей, что этого делать не буду, что ничего об этом не знаю, но она, улыбаясь, тихо повторила: „Вы будете принимать моего ребенка“, — не слушая ответ…
К тому времени Цветаева с мужем и дочерью переехала в соседнюю деревню Вшеноры, которая была и больше и лучше Мокропсов. Эти деревни были разделены густым лесом, протяженностью около двух километров. В зимнюю пору… добраться до Вшенор через лес было целым путешествием, а обычная дорога удваивала путь.
Это случилось ночью в последний январский день 1925 года, около девяти часов, когда уже стемнело. Шел снег — страшная метель… Из деревни, где жила Цветаева, ко мне прибежал чешский мальчик. Ее муж в тот день отсутствовал, дочь тоже уехала с отцом. Марина была одна. Мальчик вбежал в комнату и сказал: „Пани Цветаева хочет, чтобы вы немедленно к ней пришли, у нее уже схватки! Вам следует поторопиться, это уже началось“. Что я мог сказать? Я быстро оделся и пошел через лес… — в яростную бурю.
Я открыл дверь и вошел… Марина лежала на постели, пуская кольца дыма, — ребенок уже выходил. Она весело меня поприветствовала: „Вы почти опоздали!“… „Я же сказала вам, что вы будете принимать моего ребенка. Вы пришли — и теперь это не мое, а ваше дело“… Я вернулся на следующий день, чтобы осмотреть ребенка, и в дальнейшем делал это каждое воскресенье в течение длительного времени» (Годы эмиграции. С. 62–64).
Г.И. Альтшуллер — см. письмо к нему в наст. томе.
272
Приписка Цветаевой на обороте письма С.Я. Эфрона:
«Дорогая Ольга Елисеевна,
Хорошо, что хорошо кончается. Начало же было престрашное. В 9 ч<асов> (Воскресенье) я был разбужен Мариной, к<отор>ая спокойно мне объявила, что „началось“. Я вскочил как ошпаренный. М<арина> же меня, не переставая, успокаивала, уверяя, что времени на всё хватит Из этого „всего“ — ничего, кроме пеленок, приготовлено не было. М<арина> сумела обмануть и врачей и всех окружающих своей уверенностью: что до события осталось не менее трех недель. И вот началось. Я ураганом понесся к Чириковым, Андреевым. Игумновой, взывая о помощи. От них к Альтшуллеру. К счастью, застал его дома. Вернувшись менее чем через час домой с Григ<орием> Исаак<овичем>, нашел Марину лежащей и ожидающей с минуты на минуту. Мылись полы, из комнаты М<арины> выбрасывались лишние вещи, кипятились баки с водой, хозяйничали отважно две женщины. Меня послали за доктором в Дольние Мокропсы, и когда я через сорок минут вернулся, меня встретили возгласы:
— Мальчик! Мальчик!
Альтшул<лер>, спасибо ему, действовал прекрасно. М<арина>, как и следовало ожидать, вела себя героически, не испустила ни одного крика, ни одной жалобы. К моменту появления мальчика пронесся ураган со снегом, градом и дождем. Когда все было кончено — небо стало ясным, без облачка» (
273
А. Эфрона писала в тот же день O.E. Колбасиной-Черновой:
«Мой брат растет не по дням, а по часам, у него белокурые волосы (белокуро-русые). Он спит днем, а ночью плачет. Сегодня ему исполнилась 1 неделя. (Как это для него много!) <…> Мама уже может садиться и поворачиваться, и всё ест. Мало-помалу наш дом начинает освобождаться от всех женщин, они появляются всё реже и реже (кроме А.И. Андреевой, и еще одной)» (
275
Когда фараон Египта приказал убить всех еврейских детей, спасся лишь маленький Моисей, которого мать положила в тростниковую корзину и пустила плыть по Нилу. Корзину нашла дочь фараона и сжалилась над младенцем, отдав его кормилице (Исх. 2. 2-10). См. также стихотворение 1916 г. «И поплыл себе — Моисей в корзине!..» (