Внешне: я живу не «за границей», а на поселении, сама готовлю, качаю воду, стираю, нянчу Георгия, занимаюсь с Алей по-французски (вспомни К.И. Мармеладову — это я) [489]. Я неистово озлоблена, и меня не любят, восхищаются, боятся. Целый день киплю в котле. Поэма «Крысолов» пишется уже четвертый месяц, не имею времени думать, думает перо. Утром 5 минут (время присесть), среди дня 10, вечером вся ночь, но ночью не могу, другая я оживаю (слушающая, а некого, даже шумов садика — ибо хозяева запирают выходную дверь с 8 часов вечера, а у меня нет ключа). Борис, я живу фактически взаперти. У тебя хоть между редакцией и редакцией, редакцией и домом, есть куски, отрывки тротуара, пространства, я живу в котловине, задушенная холмами: крыша, холм, на холме — лежа — туча: туша. Друзей у меня нет, — здесь не любят стихов, не нужны, а вне — не стихов, а того, что́ их создает <вариант: из чего они> — что я? Негостеприимная хозяйка, молодая женщина в старых платьях. Да еще с мужской иронией!
Где я живу — деревня, с гусями, с водокачками. В Праге бываю раз в месяц, за иждивением [490], и вся <вариант: только и> радость — что не опоздала на поезд (роковое созвучие! <вариант: предначертанность созвучия>). Если бы восстановить мой день, шаг за шагом, жест за жестом — а попытаюсь! — получилось бы что белка в колесе и что рабочий у станка (и спасает равномерность! <вариант: однообразие> порядок муки, пытки), не белка и не рабочий — просто кельнерша в <оборвано>
Не 8-часовой, а 24-часовой рабочий день.
Ты не думай: деревня: идиллия. Деревня: свои две руки и ни секунды своего времени. Деревьев не вижу, дерево ждет любви (внимания), а дождь мне важен поскольку просохло или не просохло белье.
Вот я тебя не понимаю: бросить стихи. А тогда что? С моста в Москву-реку? Да, милый друг, со стихами как с любовью: она тебя бросает, а не ты ее <вариант: важно, чтобы она тебя бросила, не ты ее>. Ты же у лиры — крепостной.
Две комнаты — крохотные, исчерченные трубами, железная печка, как в России. Все вещи наруже, не ходишь — спотыкаешься, не двигаешься — ударяешься. Посуда, табуретки, тазы, ящики, сплошные острия и углы, вся нечисть быта, яростная. Тетрадям одним нет места. На том же столе едят и пишут (муж — докторскую работу «Иконография Рождества» [491], Аля — французские переводы, я — налетом — Крысолова).
Не писала Вам домой — инстинкт. Оказия — в никуда («во сне всё возможно» <вариант: почти что на тот свет>), адрес — обязывает. В Вашем пожелании я вижу призыв к порядку. Подчиняюсь.
Впервые — Души начинают видеть. С. 117–119. Печ. по тексту первой публикации.
52а-25. Б.Л. Пастернаку
Вшеноры, близь Праги, 14 июля 1925 г.
Борис,
Первое человеческое письмо от тебя (остальные Geisterbriefe), и я польщена, одарена, возвеличена. Ты просто удостоил меня своего черновика.
А вот мой черновик — вкратце: 8 лет (1917 г. — 1925 г.) киплю в быту, я тот козел, которого непрестанно заре- и недорезывают, я сама то варево, к<отор>ое непрестанно (8 л<ет>) кипит у меня на примусе. Моя жизнь — черновик, перед которым — посмотрел бы! — мои <подчеркнуто трижды> черновики — белейшая скатерть. Презираю себя за то, что по первому зову (1001 в день!) быта (NB! быт — твоя задолженность другим) — срываюсь с тетрадки, и НИКОГДА — обратно. Во мне протестантский долг, перед которым моя католическая — нет! моя хлыстовская любовь (к тебе) — пустяк.
Ты не думай, что я живу «за границей», я живу в деревне, с гусями, с водокачками. И не думай: деревня: идиллия. Деревня: свои две руки и ни одного своего жеста. Деревьев не вижу, дерево ждет любви (внимания), а дождь мне важен поскольку просохло или не просохло белье. День: готовлю, стираю, таскаю воду, нянчу Георгия (5 ½ мес<яцев>, ЧУДЕСЕН), занимаюсь с Алей по-франц<узски>, перечти Катерину Ивановну из «Преступления и наказания», это я. Я неистово озлоблена. Целый день киплю в котле. Поэма «Крысолов» пишется уже четвертый месяц, не имею времени подумать, думает перо. Утром 5 мин<ут> (время присесть), среди дня — 10 м<инут>, ночь моя, но ночью не могу, не умею, другое внимание, жизнь не в себя, а из себя, а слушать некого, даже шумов ночи, ибо хозяева запирают выходную дверь (ах, все мои двери входные, тоска по выходной — понимаешь?!) с 8 ч<асов> вечера, а у меня нет ключа. Борис, я вот уже ГОД живу фактически взаперти. У тебя хоть между домом и редакцией, редакцией и редакцией отрывки тротуара, простора, я живу в котловине, задушенная холмами: крыша, холм, на холме — туча: туша.
490
Цветаева, как и ряд других русских писателей и деятелей культуры, получала специальное пособие, учрежденное правительством Чешской Республики (оно прекратилось лишь в 1932 г.).
491
В Карловом университете в Праге С.Я. Эфрон занимался в семинаре Н.П. Кондакова; докторская диссертация Эфрона называлась «Иконография Рождества Христова на Востоке».