Но отзыв разыщу и прочту.
Заканчиваю воспоминания о Брюсове [503]. Зная, что буду писать, ни Ходасевича, ни Гиппиус, ни Святополка-Мирского не читала [504]. По возвращении С<ергея> Я<ковлевича> устрою чтение, — м<ожет> б<ыть> приедете? С<ергей> Я<ковлевич> возвращается недели через две, несколько поправился.
Да! В «Поэме Конца» у меня два пробела, нужно заполнить — как сделать? [505] Привет.
Впервые — ВРХД. 1991. № 161. С. 193–194 (публ. Д. Лерина). СС-7. С. 9. Печ. по СС-7.
55-25. O.E. Колбасиной-Черновой
Вшеноры, 14 августа 1925 г.
Дорогая Ольга Елисеевна,
Обратное Вам, а не обратное мне, — я ведь тоже себялюбец, хотя и в другом. Но и мне обратно достаточно, — этим и прельщена. Кроме того, единственный человек (из чужих), кто сам тянется ко мне, без меня скучает и — что главное — меня не судит [506]. Она меня определенно любит, по-своему, рывком, когда с натиском, но — любит, зверь чужой породы — зверя всем чужой породы — меня. И лицо прелестное. И голос. (С таким должны петь, чист только в пенье.) И не навязывает мне своей семьи, дает себя мне — вне, только по ночам, в свои часы. Все это ценно. И я не умею (еще как!) без чужой любви (чужого). А «Мариночка» тот же захват, что и во всем, что и вся. Ее, как меня, нельзя судить, — ничего не останется.
Живу трудно, удушенная черной и мелкой работой, разбито внимание, нет времени ни думать, ни писать. Кончаю воспоминания о Брюсове. «Крысолова» забросила (мой монархизм). С<ережа> скоро возвращается. Ему необходимо не жить в Чехии, уже возобновился процесс, здесь — сгорит. О зиме здесь не хочу думать: гибельна, всячески, для всех. Аля тупеет (черная работа, гуси), я озлеваю (тоже), С<ережа> вылезает из последних жил, а бедный Мур — и подумать не могу о нем в копоти, грязи, сырости, мерзости. Растить ребенка в подвале — растить большевика, в лучшем случае вообще — бомбиста. И будет прав.
Да! Вы спрашиваете о том, достоверна ли я с А<нной> И<льиничной>. — Пожалуй, нет. — О моем отношении к П<астерна>ку она знает, п<отому> ч<то> отправляла, через мать, письмо и книгу. Об остальном, по-моему, ничего.
В дружбе ли с «дорогим»? Не знаю. М<ожет> б<ыть> в очень далекой. Он все пытается устроить свою жизнь, точно это так важно устройство его жизни, жизни вообще. От Ст<алин>ского и Лебедева вижу, во всяком случае, больше внимания и человечности. Он занят только собой, данным собой, мне в данном тесно.
Живу без людей, очень сурово, очень черно, как никогда. Не изменяет, пожалуй, только голова. Знаю, что последнее, когда буду умирать, будет — мысль. П<отому> ч<то> она от всего независима. Для чувств же нужны поводы, хотя бы мельчайшие. Так я, без намека на розу, не могу ощутить ее запах. А «роз» здесь нет. (Полные кусты, не те.)
Мур чудный. 6 ½ мес<яцев>. Начинает садиться (с ленцой). Говорят (ваш сон в руку), похож на Алю. Раскраска, пожалуй, та — светлота масти — черты острей. М<аргарита> Н<иколаевна>, уезжая (едет в Париж насовсем), оставила ему целое приданое.
Кесселю очень хочу написать, и — пожалуй еще больше — о нем. Есть места гениальные. (Юсупов — Распутин [507].) Но боюсь ввязываться — мало писать не умею, в «В<оле> Р<оссии>» с «Крысоловом» по пятам. Если ему пишете, передайте мое восхищение и причину (невозможность мало сказать!) молчания. Ибо что́ о статье то же о письме.
Только что большое письмо Ади с описанием велосипедов, — Оли на жердочке — кабинки — одеяла — дождя. Да ведь это моя жизнь — с кем-то — куда-то — ни за чем. У нас с Вами и Адей, кроме всего остального, чудесно совпадает темп жизни. О, как давно, как давно, мне кажется — годы! я не была, в жизни, собой.
Вадиму не ответила не из невнимания, ненаписанное письмо не на совести, а в сердце (пишется!). И Вадима и Володю [508] считаю своими, одной породы, мне с ними, им со мной будет легко. Лиц их не вижу, голоса слышу.
504
Вероятнее всего, речь идет о следующих статьях:
505
«Нужно было получить рукопись для исправления обратно из издательства, куда она была уже сдана для напечатания. Это было устроено» (
507
Имеется в виду роман Ж. Кесселя «Слепые короли» (1925). Юсупов Феликс Феликсович, князь (1887–1967), организовал убийство Распутина. Распутин Григорий Ефимович (наст. фам. Новых; 1872–1916) фаворит царя Николая II и Александры Федоровны.