(Будет день — мы прочтем о его смерти в газетах, совершенно неожиданно и безвозвратно, так нужно до, чтобы без горечи.)
И вообще хочу Вам почитать — из моих русских вещей и горькое и смешное.
Хотите?
Но — одно мое свойство: могу с человеком только наедине, иначе внимание дробится, а если не дробится, насильно дробишь его из вежливости <поверх строки: воспитанности> (это во мне, кажется, сильнее всего). Кроме того то что я Вам прочту и скажу когда-то — я <,> кому же Вы бы не прочли и не разнесли в другой день и час — из-за неуместности постели (ибо всё вопрос постели) как же мне сразу — одно — двоим? Это я о записи Кузмина.
Но — одновременно пишу Лулу чтобы пригласила <<поверх строки: до этого давно хотела встретить у <пропуск слова> которую я просила пригласить>> Вас к себе каким-нибудь вечером[169], когда я буду — с совершенно определенной целью: хочу прочесть Вам одну свою французскую вещь (небольшую, не <нрзб> и живую, сама боюсь авторской прозы!) Тогда же условимся насчет отдельной встречи — если Вы ее хотите.
Пока же — до свидания у Лулу. И — давайте дружить?
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, л. 93 94 об.). (Небольшой отрывок в кн.: Полякова С. Закатные оны дни. 1983. С. 125).
33-33. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
15-го мая 1933 г.
Дорогая Саломея,
Простите за напоминание, но если у Вас продались какие-нибудь билеты на мой вечер[170], было бы чудно, если бы Вы мне сейчас прислали на мое нынешнее полное обмеление.
Как-то встретила Мочульского[171], он тоже Вас не видел — уже год.
Обнимаю Вас и думаю всегда с нежностью.
МЦ.
Вера Сувчинская выходит замуж за молодого (очень молодого) англичанина[172] и едет в Россию. Жених уже там и уже познакомился с Мирским, который на днях отбыл в Туркмению[173].
Впервые — СС-7. С. 156. Печ. по СС-7.
34-33. В.В. Рудневу
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
19-го мая 1933 г.
Милый Вадим Викторович,
Мое отношение к Максимилиану Волошину Вам известно из моей рукописи.
Мое отношение к изъятию из моей рукописи самого ценного: Макса в Революцию, его конца и всего конца, Вам известно из моего устранения от всякого соучастия.
Причины, заставившие меня моей рукописи не взять обратно, Вам не могут не быть известны[174].
И, наконец, моя оценка письма Маргариты Сабашниковой для Вас несомненна[175].
Чего же вы от меня хотите — и ждете??
А насчет «экстренных мер» — автор человек бесправный и (внешне) не может, особенно в наши дни.
Прилагаю письмо М<аргариты> В<асильевны> Сабашниковой.
Всего доброго
Марина Цветаева
Впервые — Новый журнал. 1978. С. 191–192. СС.-7. С 443-444. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 19.
34а-33. В.В. Рудневу
Не ответила сразу потому, что была больна.
Давайте точно и коротко.
Мое отношение к поведению[176] Современных Записок <поверх строки: поступку> относительно моей рукописи для Вас несомненно, <поверх строки: вне сомнений>: чтобы редактор не дал <далее зачеркнуто: автору печатающиеся 2 листа, а работа больше, самостоятельно сократив рукопись>
Причины, побудившие меня эту рукопись все-таки дать для Вас тоже несомненны
И, наконец, моя оценка письма Сабашниковой для Вас тоже несомненна.
169
Адамович был дружен с Лулу, посещал ее дом. «Лулу для всех ее бесчисленных петербургско-парижских приятелей, чудный человек, воплощенная, беспредметная, непрерывная восторженность и восхищенность, все схватывающая с полуслова, инстинктом, „кожей“ мгновенно понимавшая то, что другим надо было бы втолковывать часами…» (
172
Трейл Роберт — шотландец, славист, одно время работал в Москве. Был коммунистом, в июле 1937 г. погиб, сражаясь в Испании.
173
Д.П. Святополк-Мирский в сентябре 1932 г. вернулся в СССР. В мае 1933 г. совершил поездку в Ташкент и Сталинабад с целью сбора материалов для «Истории фабрик и заводов».
174
На все упреки Цветаевой Руднев ответил пространным письмом от 22 мая 1933 г. См. ниже.
175
В начале 1933 г. Цветаева послала текст своих воспоминаний о Волошине М.В. Сабашниковой, его первой жене (см. о ней в письме Г.П. Федотову от 6 марта 1933 г. и коммент. 3 к нему), с указанием мест в очерке, выкинутых редакцией. Сабашникова ответила Цветаевой (письмо не сохранилось) и по тому же поводу написала 28 марта 1933 г. письмо другой своей корреспондентке — М.С. Цетлиной, как имеющей отношение к редакции журнала. В нем Сабашникова писала:
«<…> Когда получилось известие о смерти Макса и мне стали посылать эти плоские и частью издевательские статьи о нем, мне хотелось найти Вас, и, зная, как Макс любил Вас обоих и как Вы с ним были дружны, просить Вас что-нибудь сделать, чтобы сохранить его образ, таким путем искаженный в эмиграции.
Неужели мало его мученичества в Советской России!
Между тем я получила от Марины Цветаевой ее прекрасные воспоминания о нем. Это миф о Максе, то есть правда о нем. Для многих эти воспоминания были большим удовлетворением. Макса больше знают и ценят в культурном мире, чем это можно думать. Один известный немецкий композитор, живший всегда в России, побывав теперь в Париже, где исполнялись его вещи, говорил мне, что в эмиграции подчас так же преследуется все духовное, как в Советской России. Я поверила ему, когда видела, что вычеркнула редакция „Современных Записок“ из воспоминаний. Это такое же безвкусие, как если бы в равеннских мозаиках замазали золотой фон. Все остальное без конца, который целиком вычеркнут, просто не имеет смысла, или имеет стиль анекдотов Я слышала, что Вы имеете отношение к „Совр<еменным> запискам“ и хотела просить Вас заступиться за Макса, спасти его истинный образ.
Помните, каким верным другом он был всегда; он бы за каждого из нас заступился, и я думаю, что во имя этой дружбы Вы, верно, что-нибудь можете достичь в этом направлении. Эти последние страницы воспоминаний, как завет самого Макса лучшее, что он дал нам. Это, действительно, „живое о живом“! И нужное душам, захлебывающимся в болоте» (
16 мая Руднев переслал это письмо Цветаевой: «Посылаю Вам письмо М. Сабашниковой-Волошиной, которое переслано нам получившей его М.С. Цетлиной. Поскорее
Вы, конечно, легко можете себе представить, насколько мне важно знать, что думаете ВЫ по поводу данной в этом письме квалификации поведения реакции в отношении Вас, как автора „Живого о живом“.
Буду ждать Вашего ответа, в надежде, что он рассеет неуютную атмосферу, созданную интервенцией М. Сабашниковой, и избавит от необходимости искать какие-то экстренные выходы из непривычного для „С<овременных> 3<аписок>“ положения» (
176
Сокращению Современными <3аписками> моей рукописи для Вас вне сомнений. (