Марина Цветаева. Письма 1933-1936

Но Лесного Царя учили — все! Даже — двух. Но Лесному Царю уже полтораста лет, а волнует как в первый день. Но всё пройдет, все пройдут, а Лесной Царь — останется!

Мои дела — отчаянные. Я не умею писать, как нравится Милюкову. И Рудневу. Они мне сами НЕ нравятся!

Впервые — НП. С. 452–454. СС-7. С. 262-263. Печ. по СС-7.

79-33. И.П. Демидову

<Между 6 и 9 декабря 1933 г.>[440]

                         Многоуважаемый Игорь Платонович!

Видите — в некультурной Советской России заново переводят Лесного Царя[441], а в культурной эмиграции и о старом переводе Жуковского и о самом подлиннике Гёте считается <зачеркнуто: роскошью> филологической роскошью для немногих читателей[442].

Цитата, приводимая Азовым, вовсе не плоха и нечего ему смеяться: ездок, конечно, в плаще, а у плаща как у всякой раскрывающейся вещи <сверху: одежды> есть полы…[443]

Впервые — Красная тетрадь. С. 172. Печ. по тексту первой публикации.

80-33. В.В. Рудневу

Clamart (Seine)

10, Rue Lazare Carnot

9-го декабря 1933 г.

                         Милый Вадим Викторович,

(Обращаюсь одновременно ко всей Редакции)[444] Я слишком долго, страстно и подробно работала над Старым Пименом, чтобы идти на какие бы то ни было сокращения. Проза поэта — другая работа[445], чем проза прозаика, в ней единица усилия (усердия) — не фраза, а слово, и даже часто — слог. Это Вам подтвердят мои черновики это Вам подтвердит каждый поэт. И каждый серьезный критик: Ходасевич, например, если Вы ему верите.

Не могу разбивать художественного и живого единства, как не могла бы, из внешних соображений, приписать, по окончании, ни одной лишней строки. Пусть лучше лежит до другого, более счастливого случая, либо идет в посмертное, т. е. в наследство тому же Муру (он будет БОГАТ ВСЕЙ МОЕЙ НИЩЕТОЙ И СВОБОДЕН ВСЕЙ МОЕЙ НЕВОЛЕЙ) — итак, пусть идет в наследство моему богатому наследнику, как добрая половина написанного мною в эмиграции и эмиграции, в лице ее редакторов, не понадобившегося, хотя все время и плачется, что нет хорошей прозы и стихов.

За эти годы я объелась и опилась горечью. Печатаюсь я с 1910 г. (моя первая книга имеется в Тургеневской библиотеке)[446], а ныне — 1933 г., и меня все еще здесь считают либо начинающим, либо любителем, — каким-то гастролером. Говорю здесь, ибо в России мои стихи имеются в хрестоматиях, как образцы краткой речи, — сама держала в руках и радовалась, ибо не только ничего для такого признания не сделала, а, кажется, всё — против[447].

Но и здесь мои дела не так безнадежны: за меня здесь — лучший читатель и все писатели, которые все: будь то Ходасевич, Бальмонт, Бунин или любой из молодых, единогласно подтвердят мое, за 23 года печатания (а пишу я — дольше) заработанное, право на существование без уреза.

Не в моих нравах говорить о своих правах и преимуществах, как не в моих нравах переводить их на монету — зная своей работы цену — цены никогда не набавляла, всегда брала что дают, — и если я нынче, впервые за всю жизнь, об этих своих правах и преимуществах заявляю, то только потому, что дело идет о существе моей работы и о дальнейших ее возможностях.

Вот мой ответ по существу и раз-навсегда.

Конечно — Вы меня предупреждали о 65.000 знаках, но перешла я их всего на 18.000, т. е. на 8 печатных страниц, т. е. всего только на 4 листка. Вам — прибавить 4 листка, мне — уродовать вещь. Сократив когда-то мое «Искусство при свете совести», Вы сделали его непонятным, ибо лишили его связи, превратили в отрывки. Выбросив детство Макса и юность его матери, Вы урезали образ поэта на всю его колыбель, и в первую голову — урезали читателя.

То же самое Вы, моею рукой, сделаете, выбросив середину Пимена, т. е. детей Иловайского, без которых — Иловайский он или нет — образ старика-ученого не целен, не полон. Вы не страницы урезываете, Вы урезываете образ. Чтоб на 8 стр<аницах> сказать ВСЁ об этой сложной семейственности, сколько мне самой нужно было ОТЖАТЬ, а Вы и это отжатое хотите уничтожить?![448]

440

Письмо (черновик) связано с отказом «Последних новостей» публиковать статью Цветаевой «Два „Лесных Царя“». См. также письма к В.Н. Буниной от 27 ноября 1933 г. и к А. А. Тесковой от 11 декабря 1933 г.

441

 …заново переводят Лесного Царя… — действительно, в Советской России в течение 1933 г. были опубликованы три новых перевода «Лесного царя» Гёте: 1) «Царь Эльфов» («Кто мчится…»), пер. В.П. Коломийцева. — В кн.: Тексты песен Франца Шуберта в эквиритмическом переводе. Л., 1933. С. 23–24. 2) «Лесной царь» («Кто скачет сквозь ветры…»), мер. Б. Ярхо. — В кн.: Гёте И. В. Избранная лирика. М.; Л., 1933. С. 110–111.3) «Кто скачет в ночи сквозь вихри и тьму…». Пер. С. Заяицкого. — В кн.: Гёте И. В. Собр. соч. (юбилейное издание, приуроченное к 100-летию со дня смерти И В. Гёте): В 13 т. Т. 3. М.; Л., 1933. С. 355–356.

442

 …филологической роскошью для немногих читателей. — За первое полугодие 1933 г. «Последние новости» опубликовали ряд статей, посвященных Гёте: Словцов Р. «От Гёте до Кропоткина» (9 февраля), «Гёте и Россия» (4 мая), «Гёте и русский двор» (9 мая, 11 мая); Сазонова Ю. «Миф о Гёте» (1 июля).

Что же касается «недоступности» «филологической» статьи Цветаевой для читателей «Последних новостей», то, действительно, редакция в данном вопросе была последовательной. Газета, действительно, публиковала материалы о Гёте в связи с только что прошедшим 100-летним со дня смерти юбилеем, но эти статьи носили популярный характер.

443

 Цитата, приводимая Азовым <…> есть полы… — В статье «Свет и тени» Азов упомянул перевод Б. Ярхо: «Там (в Советской России. — Сост.) предпринимаются на казенный счет такие солидные издания, как новый перевод всей лирики Гёте, и там устаревший и „дряблый“ перевод „Лесного царя“ В.А. Жуковского заменяется в хрестоматиях новым, действительно, бодрым переводом некоего Ярхо.

— Мой сын, что ты прячешь лицо под полой? / — Отец! Ты не видишь? Там царь лесной!..

Бодро и область нежелательной мистики ограничена: лесной царь загнан под полу» (Последние новости. 1933. 6 дек). Азов Владимир Александрович (наст, имя Ашкинази; 1873–1948) — писатель, журналист, переводчик Работал переводчиком в издательстве «Всемирная литература». С 1926 г. во Франции. Сотрудничал в «Последних новостях», «Иллюстрированной России». Ярхо Борис Исаакович (1889–1942) — русский филолог, теоретик и историк литературы, переводчик.

444

 Цветаева отвечает на письмо Руднева от 7 декабря 1933 г., предлагающего сделать сокращения в очерке «Дом у Старого Пимена» (речь идет о страницах, посвященных детям Иловайского).

«Дорогая Марина Ивановна!

Сегодня было собрание редакции. Ваш „Дом у Старого Пимена“ принят к печатанию, — с теми оговорками, которые я и предвидел. Мы просим Вас просмотреть рукопись с точки зрения приведения ее к условному размеру — не более 65.000 печ<атных> знаков (в рукописи сейчас приблизительно 83.000 знаков).

Вы вольны сами искать наименее болезненных сокращений. Как сделаете, так и будет. <Далее зачеркнуто: Позволяю себе высказать свое скромное мнение, что их следовало бы произвести не в первых 14 и не в последних 14 страницах. Не знаю, насколько Вам дорога глава 50–58 стр<аниц>, но она носит эпизодический характер>. Простите за несвязное письмо. Пишу его в разных заседаниях, мечусь по городу.

Преданный вам В. Руднев

P.S. КАК МОЖНО СКОРЕЕ верните рукопись!! Линотипщик мрачен…» (Надеюсь — сговоримся легко. С. 37–38).

445

Проза поэта — другая работа… — См. письмо к В.А.А.

446

К началу 1930-х гг. Тургеневская библиотека в Париже, кроме «Вечернего альбома», располагала еще несколькими книгами Цветаевой: «Версты I» (1922), «Царь-Девица» (Берлин, 1922), «Психея» (1923), «Ремесло» (1923), «Мо*лодец» (1924). (Тургеневская общественная библиотека. Каталог по беллетристике. Париж, 1924. С. 119; вып. II, 1929. С. 50.)

447

Стихи Цветаевой многократно включались, начиная с 1911 г., в различного рода антологии, сборники «Чтец-декламатор», книги для чтения по русской литературе и др. Подробнее см.: Цветаева. Библиография. С. 415–420.

448

 В конце концов «Дом у Старого Пимена» был напечатан без сокращений. В.В. Руднев писал в ответном письме от 14 декабря 1933 г.:

«Присылайте рукопись Вашего „Домика у старого Пимена“: согласно Вашему желанию, она будет напечатана полностью.

Мне не хочется сейчас говорить относительно содержащихся в Вашем письме упреков и обвинений по адресу редакции „С<овременных> 3<аписок>“. Я не считаю их справедливыми. Но, во всяком случае, в будущем нам совершенно необходимо договориться так, чтобы исключить самую возможность повторения весьма тягостных и для Вас, и для нас положений» (Надеюсь — сговоримся легко. С. 41).