Но — главное — будете ли Вы в Париже 20-го апреля?[77] — (Четверг пасхальной недели).
Не пугайтесь содоклада, п<отому> ч<то> прошу еще нескольких, — дело не в длительности, а в разнообразии, — если я* устала от себя на эстраде, то каково же публике!
Вечер, увы, термовый и даже с опозданием на 5 дней — но нельзя же читать о Маяковском как раз в первый день Пасхи!
Вы чудесно выступили на <Бл>[78] Жиде[79] (почему я чуть было не написала о Блоке? М<ожет> б<ыть> в связи с Пасхой, — единственно о ком бы, и т. д.), г.е. сказали как раз то, что сказала бы я. Иного мерила, увы, у нас нету!
А каков Мережковский с chien и parfum??[80] Слава Богу, что Вайан[81], по глупости, не понял, КАКОЙ ПОШЛЯК! БЕДНЫЙ ЖИД!
До свидания! Жду ответа. Если да — не забудьте сказать — о чем.
МЦ.
<Приписка на полях:>
Будете отвечать — дайте мне пожалуйста свой адрес: противно писать в пустоту: на газету.
Впервые — НП. С. 388–389. СС-7. С. 461-462. Печ. по СС-7.
20а-33. Г.В. Адамовичу
<31 марта 1933 г.>[82]
Милый Георгий Викторович,
Вы чудно выступили вчера, Вы один были справедливы, (пример с Толстым абсолютно убедителен)[83]. Толстой больше, чем все измы. Я думаю, что каждый большой писатель больше, чем все измы, что дурная услуга всякому изму — присоединение такого большого <писателя>, брешь пробитая единоличием во всякую сплоченность коллектива. Не знаю, велик ли для к<оммуни>зма — Жид. Толстой был велик даже для собственного учения.
Восхитил меня Мережковский: глас вопиющего в пустыне. Но каков пример: с chien и parfum!![84] Удивительно, что Вайан его не отметил. Не удивительно, ибо Вайан настолько глуп и груб. Бедный Жид с такими защитниками.
Мысль: Se faire aimer en persuadant <поверх строки: d*montrant, t*moignant> moins aimer qu’on aime. C’est gagner un tr*ne en abdiquant la majest*: c’est gagner un tr*ne en bois, en carton[85].
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, Л. 71 об.).
21-33. Неизвестной
<Март>[86]
Дорогая L.[87] Я от всей души радовалась (радуюсь) нашей вчерашней встрече. Но тут же чувство растравы: <зачеркнуто: встретимся> увидимся раз и потом опять… забвенье на тысячу дней. Впрочем, приведу Вам весь стих, — не мой, но ощущаемый как свой:
Вот это Лермонтов: на время не стоит труда[89] (милая L., я все равно приеду!) камнем над всеми моими человеческими начинаниями.
Хотите, попробуем дружить?
Я настолько по-другому вхожу в человеческие отношения, настолько <письмо оборвано>.
Печ. впервые. Набросок письма хранится в РГАЛИ (ф. 1190, on. 3, ед. хр. 23, л. 71 об.).
22-33. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
3-го апреля 1933 г.
Дорогая Саломея!
Мне очень совестно, что беспокою Вас билетными делами — тем более что Вы совсем ко мне оравнодушели. (Я продолжаю, временами, видеть Вас во сне[90], — это тоже осененность, и больше чем наша вещь в нас. <)>
Вечер м<ожет> б<ыть> будет интересный[91], я сейчас ни в чем не уверена.
Цена билета 10 фр<анков>. Скоро терм. Часть Извольского фонда[92] волей-неволей проедена, приходится дорабатывать.
Сделайте что* можете!
77
Сведений об участии Г. Адамовича в вечере Цветаевой обнаружить не удалось, скорее всего, его там не было.
79
Жид Андре (1869–1951) — французский писатель. См. письмо к нему от января 1937 г. (
Речь Слонима вызвала шумное одобрение большинства и не менее шумные протесты многочисленных коммунистов, присутствующих в зале.
После вторичного, демагогического выступления В.-Кутюрье Н. Оцуп закончил прения, вновь их переведя в область литературно-психологическую».
Цветаева уже один раз была на подобном вечере. 25 марта 1930 г. на Литературном Франко-русском собеседовании на тему «Творчество и влияние Андре Жида» Г. Адамович также выступил со вступительным словом (Le Studio Franco-Russe. 1929–1931. By Leonid Livak (
80
Собакой и духами (
81
Вайан. — Вайян-Кутюрье Поль (1892–1937) — французский писатель, видный деятель коммунистического движения, главный редактор газеты «Юманите» (с 1926 г.).
83
…пример с Толстым абсолютно убедителен, — как писали «Последние новости» (1933, 30 марта), в своем докладе Адамович остановился на отношении А. Жида к большевизму. «Он попытался вскрыть внутренние причины, приведшие Жида к коммунизму и выразил удивление, что человек такой культуры мог найти разрешение своих сомнений в советской идеологии. До сих пор Жиду многие верили, как учителю. Его обращение, чем бы оно ни было вызвано, подрывает его авторитет! Достаточно представить себе Толстого в роли апостола советского режима, чтобы убедиться, что на известной нравственной и духовной высоте такое обращение невозможно». Похоже, что в этом выступлении Адамович повторил свои слова о Толстом и Жиде, сказанные им ранее на уже упомянутом Франко-русском собеседовании 25 марта 1930 г.: «Что такое роман? Все об этом спорят и не находят ответа. Цитируют Толстого, как квази-идеального рожденного романиста. Однако не в этом подлинное величие Толстого, а в неслыханной жизненной интуиции, которой он обладал. Есть рожденные романисты и настоящие рассказчики, но их не хочется даже называть, из-за скуки, которая выделяется от одного упоминания их имени! Оставим этот спор. Во всяком случае, то, что правда, это что Жид является самым живым и самым гуманным из всех французских писателей, на сегодняшний день» (Le Studio Franco-Russe. 1929 1931. С. 198.
85
Заставить себя полюбить, уверяя <
87
Начальная буква имени адресата дается условно (ее трудно читаемое написание ближе всего к заглавной букве «L»).
88
Видоизмененные начальные строки из стихотворения Марии Людвиговны Моравской (1889-1947) «Короткая память» (1915). У автора: «…Ах, дружба, любовь двухдневная, — / А забвенье на тысячу дней!» Цветаева уже приводила их в письмах к А.А. Тесковой от 7 апреля 1929 г. (см. также коммент. 8 к нему) и 1 января 1932 г. (
91
Доклад Цветаевой «Эпос и лирика современной России. Маяковский и Пастернак» состоялся 20 апреля 1933 г. в Доме Мютюалите. Участвовать в собеседовании были приглашены Г.В. Адамович, В.Л. Андреев, д-р А.П. Прокопенко, МЛ. Слоним, В.Б. Сосинский, Г.П. Федотов, А.В. Эйснер (
92
Извольский фонд. — В начале 1930-х гг. в Париже по инициативе Е.А. Извольской был организован Комитет (Общество, Фонд) помощи Марине Цветаевой, куда вошли Е.А. Извольская, С.Н. Андроникова-Гальперн, Л.Н. Карсавина, М.Н. Лебедева, французская писательница Натали Клиффорд-Барни и др. О создании Комитета см. также коммент. 1 к письму Цветаевой к А.А. Тесковой от 31 августа 1931 г. (