А КОНЬ (голос коня) — его богатырство, зовущее и ржущее, пытающееся разрушить чары, и — как всегда — тщетно, ибо одолела — она:
т. е. еще один тур — и дур.
Эту вещь из всех моих (Мо́лодца тогда еще не было) больше всего любили в России, ее понимали, т. е. от нее обмирали — все, каждый полуграмотный курсант.
Но этого Вам — не дано.
Но — я должна бы это знать раньше.
Ваше увлечение Поплавским, сплошным плагиатом и подделкой. Ваше всерьез принимание Адамовича, которого просто нет (есть только в Последних Новостях)[30].
Вы настоящего от подделки не отличаете, верней — подделки от настоящего, оттого и настоящего от подделки. У Вас нет чутья на жизнь, живое, рожденное. Нет чутья на самое простое Вы всё ищете — как это сделано. А ларчик просто открывался — рождением.
И еще — какое мелкое, почти комическое деление на «Москву» и «Петербург». Если это было топографически-естественно в 1916 г.[31], — то до чего смешно — теперь! когда и Москвы-то нет, и Петербурга-то нет и вода — не вода, и земля — не земля.
Та́к еще делят Адамовичи, у к<отор>ых за душой, кроме Петербурга, никогда ничего и не было: салонного Петербурга, без Петра!
Да, я в 1916 г. первая та́к сказала Москву. (И пока что последняя, кажется.) И этим счастлива и горда, ибо это была Москва — последнего часа и раза. На прощанье. «Там Иверское сердце — Червонное, горит»[32]. И будет гореть — вечно. Эти стихи были — пророческие. Перечтите их и не забудьте даты.
Но писала это не «москвичка», а бессмертный дух, который дышит где хочет, рождаясь в Москве или Петербурге — дышит где хочет[33].
Поэт есть бессмертный дух.
А «Москва», как темперамент — тоже мелко, не та мера. И, главное, сейчас, плачевно-провинциально: новинка с опозданием на́ 20 лет: на целое поколение.
Этой статьей, в доброй ее половине, Вы попадаете в «сердце» Монпарнаса[34] — и соседство России не уберегло!
Жаль!
Со Штейгером я не общаюсь, всё, что в нем есть человеческого, уходит в его короткие стихи, на остальное не хватает: сразу — донышко блестит[35]. Хватит, м<ожет> б<ыть>, на чисто-литературную переписку — о москвичах и петербуржцах. Но на это я своего рабочего времени не отдаю. Всё, если нужна — вся, ничего, если нужны буквы: мне мои буквы — самой нужны: я ведь так трудно живу.
И, сразу вспомнила: зола, и Ваше: из-под этой, из этой золы…
Насколько Вы одарённее (и душевно, и словесно) в письмах. (Я это же, этим летом, писала Штейгеру.) Так в чем же дело? Бумага — та, рука — та, Вы — тот…
М<ожет> б<ыть>, оттого, что — «литература»? (Точно это — есть!)
Ну, не сердитесь. Выбора не было, и Вы́ правды — заслуживаете. А если мне суждено этим письмом Вас потерять то предпочитаю потерять Вас та́к, чем сохранить — иначе[36]. Ну́, еще один — не вынес!
Всего доброго — от всей души.
МЦ.
Когда говоришь о громкости, нужно говорить и о тихости: у меня есть стихи тишайшие, каких нет ни у кого.
Меня вести можно только на контрасте, т. е. на все́присутствии: наличности всего. Либо брать — часть. Но не говорить, что эта часть — всё. Я — много поэтов, а ка́к это во мне спелось — это уже моя тайна.
Впервые — Русский литературный архив. С. 230–231 (с купюрами). СС-7. С. 406–408 (полностью). Печ. по СС-7.
9-37. Андре Жиду
<Январь 1937 г.>
Господин Андре Жид,
30
Ваше увлечение
31
См. «Нездешний вечер», где описано, как в 1916 г. читали стихи «
32
Из стихотворения Цветаевой «Москва! — Какой огромный…» (из цикла «Стихи о Москве», 1916). (
33
…Бессмертный дух, который дышит, где хочет… — Ср. евангельское: «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа» (Ин. 3, 8).
34
Имеются в виду монпарнасские кафе, места постоянных встреч поэтов и писателей. Вблизи Монпарнаса (79, Rue Denfert-Rochereau) находилось помещение Союза молодых писателей и поэтов. «Блистательный Монпарнас» — встречи молодых писателей и поэтов на Монпарнасе <…> по традиции, в течение всех довоенных лет после всяких литературных собраний Союза участники их шли на Монпарнас — делиться впечатлениями и договаривать недоговоренное.
35
…донышко блестит. — См. стихотворение «Страна» («С фонарем обшарьте…»): «Выпита как с блюдца, — / Донышко блестит» (
36
…если мне суждено этим письмом Вас потерять… — Нет, отношения Цветаевой и Иваска на этом не оборвались. Было еще одно письмо от 27 февраля 1939 г., и была встреча. 19 декабря 1938 г., вспоминает Иваск, они виделись у Цветаевой в парижском отеле «Innova» и вели разговоры об ее отношении к Н.В. Плевицкой, истории создания стихотворения «Отрок», посвященного Э.Л. Миндлину, об Алле Головиной и др. Кроме того, Иваску Цветаева хотела передать свой рукописный архив, но он отказался из-за боязни оккупации Эстонии Красной армией (