Центральной объединяющей темой трех эпизодов является признание рассказчицей неумеренности своей натуры, а также признание неумолимости жестокой натуры могущественного всадника, которому она, очевидно, принадлежит. Своевольная, неосторожная, повествовательница бросает вызов силам природы — огню, воде и ветру — пока реальность с ее непреложными законами снова и снова не отнимает самое дорогое, что у нее есть. Их возвращают только для того, чтобы навсегда уничтожить, теперь уже ее собственными руками. Подчинившись жестоким требованиям всадника, она остается покинутой, опустошенной, протягивая руки ему вслед. Очевидно, героиня готова пожертвовать жизнью других, чтобы повиноваться всаднику.
Как объяснить краткий приказ всадника в конце каждого из трех событий? Учит ли он женщину покорности силе, гораздо более могущественной и более непреклонной, чем те, которые она знала до сих пор? Возможно, но тогда невозможно объяснить, почему она подчиняется всаднику автоматически, не осознавая на самом деле, что она делает. Только позже она поймет. Но в этот момент она верит, что сама вызвала эти ужасные потери.
В отчаянии и одиночестве женщина стремится держаться за что-то, за всадника. Всадник, однако, знает лучше. Каждый раз, когда он призывает ее «освободить Любовь», он приказывает ей освободиться от привязанностей личной любви, освободиться для более возвышенной «Любви», для вдохновения. Обычные удовольствия женщин не для нее. Ни кукла, ни любимый, ни ребенок не облегчат ее годы на земле, не обогатят их, не наполнят значением.
Следующий эпизод открывается «злой зарей». Героиня в отчаянии; она отдала все, чтобы угодить таинственному всаднику. Но он продолжает исчезать в вихре снега, русская метель напоминает и политическое, и личное, и природное смятение. В своих поисках женщина храбро встречает опасности бури, но всадник все время остается неуловимым. Когда она преследует его и настигает, ею овладевает смятение: что реально, а что воображаемо? Видит ли она его султан, или качающуюся ветлу? Она обращается за помощью к стихиям, к ветрам. Ветры отзываются и дуют сильнее. Но с их возрастающей силой растет и ее смятение. Церковь, очертания которой возникают вдалеке, кажется желанным убежищем, и рассказчица обращается за защитой к Богу, «всех Воинств Царю». Но снова вмешивается всадник; догнав ее, он «громом взгремел в алтарь», до того, как она успела добраться до него. И теперь воющий штормовой ветер врывается в храм. Шатается купол, качаются лампады, и сами иконы меркнут.
Разрушительная сила бури, которая ломает церковь и оставляет чувство опустошения и хаоса, кажется, опьяняет героиню, как раньше пожар. Храм разрушен, но дух освобожден. Героиня, видимо, снова захвачена неистовством стихий. Упав на землю, она обращается к Христу. Однако всадник и тут опережает ее. Он снова спускается «с высоты» и «прямо на грудь мне — конской встает пятой». Она, без сомнений, принадлежит ему. Никакая другая вера не может заявить свои права на нее.
В следующей короткой части, вычеркнутой из всех последующих публикаций, в системе образов происходит поразительная перемена, обнаруживающая изменяющееся душевное состояние: нет больше могущественных стихий, возвышенных метафор Бога и царей, нет больше героев из классической мифологии, а только простая крестьянская женщина — «бабка», согнувшаяся над «густым облаком котла», пьющая дешевую водку из штофа. И к этой земной, даже грубой женщине обращает героиня свой вопрос: «Какой же это сон мой?» Ид сразу получает ответ, прямой, прагматический: «Твой Ангел тебя не любит».
Это заявление ужасно, но героиня сознает его справедливость. Несомненно, под различными масками, целью ее поисков была «Любовь». Каждый ответ, который она надеялась найти, надеялась получить у всадника, приносил лишь дополнительную путаницу, новые трагические потери и новые вопросы. Теперь, наконец, она обратилась к своему внутреннему голосу, к собственной интуиции в образе «бабки». И ответ, хотя и причиняет ей боль, но освобождает. Теперь она может обойтись без оков материнства и любви. Она свободна. Если ее Ангел не любит ее, ей не нужно действовать как женщине, используя традиционные женские приемы. Вместо этого она может стать гордой амазонкой, что ведет вперед полки на белом коне и бросает вызов всаднику, как равная: «Посмотрим, посмотрим в бою каков / Боец на коне красном!» Обращаясь к духу дедов и к своей собственной жизненной энергии, она игнорирует и принимает смерть и скачет навстречу битве и славе. Она идет дальше, призывая войска к успеху. Но передние ряды ее войска колеблются: «Сорвались — Вновь / Другой — через ров!» И снова приходит осознание повторяющегося замешательства: «На снегу лат / Не знаю: заря? кровь?» Ее охватывает паника: «Солдаты! Какого врага — бьем?» и затем кульминация: «В груди холодок — жгуч. / И входит, и входит стальным копьем / Под левую грудь — луч».
В конце концов холодящий луч вызывает в ней озарение, новое сознание. Поиски себя, своего голоса, ясности подходят к концу. Покорная и страдающая, она слышит от самого всадника, что такой он ее желал, такой он ее избрал. Теперь она, наконец, его невеста. Сексуальный образ единения с всадником бросается в глаза, но они не соединяются в огне, которого она желает. Напротив, она «невеста во льду — лат». Тем не менее всадник сам заявляет права на нее исключительно для себя, навсегда, осуществляя таким образом ее тайное желание: никогда больше не бояться быть покинутой. Она клянется принадлежать только ему, «рану зажав», рану, которую она теперь принимает как цену за то, что избрали ее.
Таким образом, «На красном коне» заканчивается пониманием и согласием. Ретроспективно кажется ясным, что величайшим заблуждением героини была вера в то, что она женщина среди женщин, похожая на других женщин, хотя этого не было, никогда не было. Она была избранной с самого начала. Ее отличие — ее возвышенная страсть, ее сила, ее творчество — приговаривает ее уничтожать любую возможность постоянного личного счастья и разрешает ей пожертвовать жизнью дорогих людей. Язык и ритм поэмы отражают превращение, а последние строфы в своей спокойной простоте являются ее триумфом. Прозрачность идеи в последних четырех строфах отражают заключительное принятие поэтом своей судьбы и вновь обретенной ясности.
Когда Цветаева работала над поэмой «На красном коне», она преодолевала одно из своих депрессивных настроений. В сущности, она была более чем вознаграждена за свои страдания как женщина подтверждением внутренней связи с «мужчиной» внутри нее: Гений, который вдохновлял ее, который напоминал ей о ее превосходстве, который защищал ее от страданий жизни. Основная цель поэмы — оправдать ее жизнь.