В последние месяцы в Чехословакии Цветаева написала большую часть поэмы «Крысолов». Последнюю главу она закончила в Париже. Источником поэмы послужила известная немецкая легенда, которую использовали Гёте, Гейне, Браунинг и другие писатели. Для Цветаевой жестокая сказка оказалась идеальным средством выражения многих тем, которые захватывали Цветаеву в то время. Высочайшим достоинством поэмы является смешение саркастического остроумия и живости, с которыми мир богатых, «плотных» граждан города Гаммельна противопоставляется лиричному, чистому высшему миру. Здесь Цветаева в ударе, она превращает свою радость и горечь, любовь и ненависть в прекрасную поэзию.
Глава I описывает «славный» город Гаммельн, где жизнь дешева, а смерть спокойна. Счастливые супруги всегда спят вместе: «Вдвоем потели, вместе истлели». Недостает только греха и душ. В Гаммельне нет нищих, в Гаммельне добрые нравы и полные склады. Местопребывание здоровых, добродетельных, это «рай-город». Никогда не слишком жарок, никогда не слишком хладен, он живет по часам, во всем умеренно. Во второй главе Цветаева представляет нам души гаммельнцев. В других городах во сне
В Гаммельне
Представляя горожан, Цветаева взрывается отвращением к буржуазному миру и воображает стоглавый храм своей ненависти ко всему этому. Только дочь бургомистра, которой снятся «запахи, шепоты», не подвергается ее презрению. В примечаниях к поэме Цветаева писала, что дочь бургомистра олицетворяет душу.
Сатира третьей главы так остра, звуки и ритмы так ярки, что мы видим и слышим рыночную площадь с довольными толпящимися горожанами, интересующимися лишь своей пищей, своим здоровьем и своими сплетнями. Их припев на немецком «Zuviel ist ungesund» («излишество вредно»). Появляются крысы. Они символизируют тех, кто восстает против голода. Они «революционеры», пролетариат, они организованы в соответствии с советской моделью и пользуются советскими лозунгами. Но они подвержены тем же порокам, что и граждане Гаммельна и жители Москвы в период нэпа: жадности и вульгарности. Они оскверняют Библию, измазав ее салом, и уничтожают судебные книги. Царит хаос, и новые «правила» приносят террор: «Коль не бос — кровосос, / Кто не бит — паразит». Когда экземпляр поэмы появился в Москве, Пастернак, живший с коммунистическими бюрократами, с крысами, писал Цветаевой: «Если бы я не прочел «Крысолова», я бы легче смирился со своей теперешней стезей компромисса (который уже стал для меня естественным)».
Когда власть крыс становится невыносимой, бургомистр издает постановление, предлагающее руку его дочери всякому, кто избавит город от этого нашествия. В тот самый час в город медленно входил человек в зеленом — с дудочкой. Глава IV — это гимн Цветаевой, прославляющий перемены и восстание. Дудочка поет о том, как великолепно вырваться, оставить удобную буржуазную жизнь. Флейта вызывает в воображении красоту неизвестных земель — Гималаев, Индостана, Рая. Крысы поддаются чарам, и флейтист ведет их к озеру, где они утонут. Он утешает их цветаевским кредо: загробный мир лучше жизни. Последний образ главы — круги на воде — жесток в своей краткости.
В главе V Гаммельн празднует победу флейтиста над крысами пиром и музыкой. Вскоре, однако, члены городского совета понимают, что должны исполнить обещание бургомистра. Но на их взгляд женитьба музыканта на дочери бургомистра просто неприемлема.
Затем следует целый ряд презрительных насмешек ратсгерров, обращенных к музыканту, музыке, искусству. Музыка — это анархия, «музыка — есть — черт». Потом один из ратсгерров, ратсгерр «от романтизма», находит новый аргумент против женитьбы флейтиста на дочери бургомистра. Брак не для него. Флейтист, заявляет он, принадлежит к тем, кто живет в высшем, лучшем мире.
Потому ратсгерры решают наградить флейтиста чем-то другим, чем-нибудь «нужным»: удочкой? дюжиной недорогих носков? футляром для часов? картиной «краскою масляной Кайзера на коне»? нотной папкой? тросточкой? В конце концов, решили подарить футляр для флейты. И не очень дорогой, потому что главное — показать ему признательность. Футляр из папье-маше — как раз то, что нужно. Понятно, что флейтист оскорблен. Голосом Цветаевой он превозносит роль музыканта и поэта: «Не в инструменте — в нас / Звук. Разбивайте дудки!»
Пастернак высоко оценивал следующую главу, шестую, самую, по его выражению, «жестокую главу, ужасную для того, кто слышит исключительно сердцем, вся она улыбается, и все же она жестока, ужасна». Она начинается освобождением детей от школы, от будильника, от родительского дома, от повседневной жизни. Звуки флейты заставляют их отбросить книги и следовать за флейтистом, у которого есть «для девочек куклы, для мальчиков ружья… и — вафли — для всех». Ритм этих строк напомнил Пастернаку похоронную процессию. Некоторые сомневающиеся среди детей слышали, что флейтист ведет к смерти, но не могут противостоять волшебству музыки. Он рассказывает им о рае, куда он возьмет их, — это
Привлеченная сладкой музыкой, к группе детей присоединяется дочка бургомистра, и флейтист становится еще более соблазнительным:
Последние строки поэмы несколькими словами намекают на смерть детей. Они умирают, как и крысы: «— Муттер, ужинать не зови! / Пу-зы-ри». Цветаева отказывается видеть страдание этих матерей. Поэма зажжена ее яростью. Ее самым ярким стихам нужна энергия любви или ненависти, сострадания или презрения. Ее ярость можно лучше понять, осознав боль и разочарование, которые фактически привлекала ее натура. Ее пламенное желание абсолютной связи, абсолютной любви, абсолютного слияния никогда не могло быть удовлетворено, потому что они существовали только в ее воображении. Ей пришлось обратиться к «высшему миру», ей созданному, и никакая жертва не была слишком велика, чтобы достигнуть его. Конечно, поэма также определяет образ самой Цветаевой. Она — флейтист: гордый и высший, но преданный, непонятый, оскорбленный — страдающий. Она также живет в Гаммельне; в ней нет терпения к его гражданам и нет сочувствия горю его матерей. Пожалуй, она желает умереть вместе с детьми.