— И еще она сказала…
— Что еще? Ты, видно, смерти моей хочешь?
— Ну что ты, господин!
— Так что?
— Еще она сказала не мешать Сезен Марты приходить к тебе, то есть на работу. Она сказала, что у девушки, такой, как Сезен Марты редко бывает шанс быть рядом с тем, кого она любит. Она будет беречь каждый такой день в своей памяти до конца дней. Не такая она девушка, чтоб сорваться и наделать глупости. Так пусть у нее тоже будет свое маленькое счастье.
— Твоя жена сокровище. Ты знаешь это, Тимур?
— Да. А еще она сестра Сезен Марты.
Это странное замечание повисло в воздухе, незамеченное собеседником. Если честно, Сонай тогда еще много чего сказала, но повторять это вслух, да еще тут, не следовало. Она утверждала тогда почему-то, что если оставить все как есть, Сезен Марты будет утешена в своем чувстве. Да, но кто же мог знать, что все так обернется?
Ах, Аллах, Аллах! Думал тем временем генерал Новази. А ведь я столько всего ей рассказал о себе! Как же я не понял? Как не заметил? А если бы заметил и понял еще месяцы назад, что тогда? Что бы я сделал? Вернул бы девушку в семью, запретил бы ей приходить сюда. Она бы плакала. Она не такая, как другие… эти другие вдруг приняли четкое очертание Марины.
Нет, она не такая, как Марина и как Алия. Она бы плакала, долго бы плакала. И не забыла бы меня, как только я исчез из ее жизни.
Так, значит, вот почему она грустила! Вот почему отказывалась ходить на свидания и плохо отзывалась о господине Кая.
Кая!
Не понятно еще как, но это имя прилепилось к имени Сезен Марты, и что-то смутное стало вызревать на краю сознания. Что-то такое грязное, что думать об этом не хотелось.
— Позвони в отдел! — Тем временем, не давая себе еще додумать до конца, начал распоряжаться Новази. — Сообщи, чтоб искали Догукана Кая. Пусть зайдут домой — осторожно, чтоб не всполошить семью. Пусть спросят министра… хотя нет, это я сам. Пусть проверят все места, где он бывал. Клубы, квартиры, кафе.
— Но почему ты думаешь, что Кая…
— Нет времени, Тимур! — Взревел генерал. И это уже был его, привычный голос. Таким он не был много лет. — Ищи!
А сам взял трубку и перезвонил Шахиду.
Ее искали всю ночь. И ночь эта была долгой.
Птичка появилась сама уже под утро, часов около пяти.
Она медленно шла по спящему, уже просыпающемуся городу. И радовалась — если можно сказать, что девушка в ее состоянии вообще может радоваться — радовалась, что идти еще далеко.
Она устала. Она не спала всю ночь. Кровоподтеки на руках и синяки на лице ясно говорили, что ночь эта была не проста. Но она была жива и даже не обесчещена. Только никто этому не поверит. Она провела целую ночь с мужчиной, и не его заслуга, что она все еще невинна. Впереди сложный разговор с отцом, и она радовалась, что транспорт еще не ходит, а значит надо идти пешком, и, значит, идти еще долго.
— Отец, я пришла. — Скажет она.
— Откуда? Где ты была всю ночь?
— В доме господина Кая.
— Так зачем же ты пришла? Возвращайся…
Нет. Не так. Надо упасть в ноги и заплакать, и просить прощения. Может быть, он простит. Нет, не простит. Отец строг. Он позвонит братьям, и те отвезут ее в горы и… не первый случай в семье. У Эрманов поступают так. Ей ли не знать.
Она бы радовалась, что идти еще долго, если бы на движение оставались силы. Где-то — уже близко к центру — она присела на бордюр, чтоб передохнуть. Жди не жди, а идти все равно придется.
Генералу позвонили около семи утра. Как ни хотелось ему пробегать по улицам всю эту длинную ночь, самолично врываясь в дома и бары, пришлось признать, что пользы от этого будет мало. Звонок прозвучал очень своевременно, когда казалось, выдержать еще хоть сколько-то ожидания стало невозможно.
Голос Сонай произнес в трубку:
— Она вернулась, господин генерал. Вы можете приехать?
— Где она?
— У нас.
— Да, еду.
Вся семья собралась в доме Сонай. Упрямый отец, теперь выглядящий лет на пятнадцать старше, убитая горем мать, молчаливые хмурые сестры с зятьями и родные Тимура. Давно уже не происходило сбора семьи в таком составе. Не видно было только Птичку.
Сонай встретила его в прихожей и, провожая в зал, успела шепнуть:
— Она в порядке. Доктор сделал ей уколы, теперь она спит. Постарайтесь не допустить к ней отца.
— Как он? В ярости?
— Да. И очень опечален. Господин Новази! Мне страшно!
Ободряющим жестом он сжал ей руку. И проследовал в зал. Он сделает все, что нужно, но сначала надо узнать, что же произошло.
Старый Эрман вежливо приветствовал его, но взгляд его был более чем укоризненным. Если б не ты, говорили его глаза, моя девочка не сбилась бы с пути, и не было бы теперь такого горя. Но высказать вслух это он не посмел.
Госпожа Эрман испуганно следила за происходящим. Больше всего она жаждала мира в семье и покоя. Если когда-либо что-нибудь происходило, она старалась все сгладить и скрыть, пока не развеются набежавшие тучи. И вот произошло то, что невозможно скрыть, и скандала не избежать.
Обменявшись приветствиями и соболезнованиями, перешли к главному:
— Что произошло, господин Эрман? Тимур сказал мне вкратце, но до сих пор более точных сведений я не получил.
— Ах, господин Новази! Не такая это вещь, о которой приличные люди говорят между собой.
И Старый Эрман насуплено покачала головой.
— Чем меньше мы будем говорить об этом, тем лучше.
— Обижаете, господин Эрман! Разве я обидел вас? Или вашу семью? Что теперь вы считаете меня чужим человеком. А ведь это не так!
На что взгляд Старого Эрмана ответил лучше слов. С минуту или две продолжалась борьба характеров, борьба взглядов, борьба воль, и все же старик вынужден был уступить.
— Она расскажет. — Буркнул он, показав пальцем на предпоследнюю дочь. — Она знает лучше всех. А мне пора. Есть дело.
И, не оборачиваясь и не прощаясь, он вышел.
— Ах, господин Новази! Остановите его! Он же пошел туда! Он же убьет его! — Вскричала испуганная Сонай.
— Кого убьет?
— Ах, я сама уже не знаю что говорю…
— А ну-ка, девочки, оставьте нас. — Обратился Омар к другим дочерям, и те, послушно, выскочили за дверь. В комнате остались лишь Тимур с женой, госпожа Эрман, чьи глаза теперь стали похожи на два бездонных колодца, наполненные страхом и слезами, и генерал Новази.
— Рассказывай, дочка. Но только подожди минутку: ты, Тимур, иди за отцом. Проследи, чтоб он не наделал глупостей. Я буду следом.
Как в прежние годы, Тимур молча кивнул и отправился выполнять распоряжение генерала.
— Теперь говори.
— Это сделал господин Кая. Догукан Кая. Ах, как же мы не распознали его раньше!
— Это не ваша вина, негодяй прятался за спину семьи. Никто его не узнал, пока не стало поздно. Но говори же.
И Сонай рассказала: о настойчивых ухаживаниях Кая за сестрой, о произошедшем между ними разрыве (причину она не знала, но знала, что это что-то грязное и некрасивое), о случайной встрече на улице, и как неосторожно сестра поддалась на уговоры Кая проведать тетушку. Но только никакой тетушки там не оказалось. Мерзавец привел ее не к себе домой, а в жалкую конуру, в которой ночевал, когда хотел быть подальше от семьи. И там он пытался ее изнасиловать. К счастью Сезен Марты, он был пьян еще до того, как встретил ее. Он много пил последнее время, но поначалу держался так, что внешне это было незаметно, и лишь после очередного стакана это вдруг сказывалось самым явным образом. Так произошло и на этот раз.
Приведя девушку в дом, Кая предложил ей вина. Видя, что все складывается совсем не так, как предполагалось, и тетушки нет, и, зная, что из себя представляет Догукан, Сезен Марты отказалась пить и попыталась выйти из дома. Тогда он ее ударил. По лицу, а потом еще и еще. Схватил за руки и потащил в спальню, но девушке удалось вырваться, забежать в ванную и закрыться изнутри. Кая подергал дверь, но та не поддавалась. Тогда он вернулся за бутылкой, чтоб выпить для храбрости и продолжить штурм. И эта бутылка его доконала — тут он и отключился, но сначала долго бродил вслепую по комнатам, кричал, угрожал и бил, что попадалось под руку.