— Была — и нѣтъ ея! весело сказалъ онъ полусмущенной, полусмѣющейся Маринѣ, - миръ ея праху! И да не будетъ ей преемницы in saecula saeculoram! всплеснулъ ладонями князь. Оставайтесь отнынѣ навсегда святою Розаліей Алаго-Рога!
— Ну ужь святою не быть мнѣ никогда! отвѣчала она, подбирая обѣими руками волосы свои съ колѣнъ и закидывая ихъ за плечи красивымъ, безсознательно, но строго художественнымъ движеніемъ этихъ рукъ и головы, отъ чего окончательно закружилась голова у Пужбольскаго. — Развѣ въ русалки пойду.
— И полюбите водянаго? съ какою-то забавною, ревнивою тревогой въ голосѣ воскликнулъ онъ.
Не опуская еще рукъ отъ волосъ, быстро обернулась она на него — и такъ и освѣтила его горѣвшими какимъ-то страннымъ пламенемъ глазами.
— А не могу я полюбить — кого мнѣ хочется? пылко выговорила она:- запрещено развѣ мнѣ?
Растерянный Пужбольскій не нашелъ отвѣта… Языкъ у него не ворочался… Онъ только во всѣ глаза глядѣлъ на нее — и чувствовалъ, что кровь какъ молотомъ стучала ему въ виски.
Какъ въ тотъ первый день, когда неожиданно предстала предъ нимъ Марина, будто отъ чьего-то невидимаго прикосновенія, дрогнули артистическія струны въ душѣ Завалевскаго. Чѣмъ-то безмѣрно привлекающимъ показалась ему эта молодая, роскошная жизнь, требующая любви и счастія.
— Нѣтъ, молодая особа, отвѣчалъ онъ за Пужбольскаго, — нѣтъ; счастливъ будетъ тотъ, кого вы полюбите!
Руки ея упади на колѣни, и она мгновенно поблѣднѣла;- только глаза ея теперь засіяли какъ двѣ неотразимыя звѣзды, встрѣтившись съ глазами Завалевскаго.
— Счастливъ? Да? Онъ будетъ счастливъ, вы думаете?… Голосъ ея дрожалъ.
— Не сомнѣваюсь, улыбнулся онъ ей съ какою-то отеческою нѣжностью.
— Какія это все глупости! вдругъ, нежданно, покатилась она со-смѣху… что-то невыразимо радостное слышалось въ томъ смѣхѣ…- А все Александръ Иванычъ, все онъ!… Вѣдь выдумалъ, что я водянаго полюблю!… Ну, да, да, полюблю, замужъ за него пойду, — и какую свадьбу мы съ нимъ сыграемъ!… Всѣхъ окуней, лещей, налимовъ на балъ пригласимъ, на кухню стряпать раковъ посадимъ, ляги будутъ у насъ на скрыпкѣ играть.
— Ляга — лягушка? такъ и встрепенулся Пужбольскій.
— Ну да, продолжала она хохотать, — здѣсь другаго слова нѣтъ.
— Самый корень, прямо отъ санскрита, молвилъ онъ, преисполненный филологическаго удовольствія, — лягатъ, leg — нога по-англійски… А что же сказка, mademoiselle Marina, — Что съ вашею Фросей сдѣлалось?
— А Фрося, заговорила все такъ же весело она, — жаль мнѣ вамъ въ этомъ признаться, — а большою дурой оказалась Фрося!… Семь лѣтъ жила она съ нимъ въ томъ омутѣ глубокомъ, въ палатахъ хрустальныхъ, и семь лѣтъ какъ одинъ день прошли, и конца бы не было счастію ея! Родились у нея за то время дѣвочка, да мальчикъ… какъ вдругъ, ни съ того, ни съ сего, затосковала она, — по землѣ соскучилась. захотѣлось село свое родное повидать, подругъ тѣхъ своихъ тараторовъ!… Очень нужно! пожала плечами Марина…
— А онъ ее отпустилъ?
— А вы бы не отпустили? и Марина глянула на Пужбольскаго быстрымъ, лукавымъ, почти кокетливымъ взглядомъ, — бѣдному князю даже въ голову не приходило, что она способна такъ глядѣть:- вы бы отказали женщинѣ, которую вы любите, когда она тоскуетъ, и плачетъ, и умоляетъ васъ?
— Вамъ бы я ни въ чемъ отказать не могъ! едва слышно проговорилъ онъ.
Но Марина не разслышала, или не хотѣла слышать — и продолжала спѣша:
— Отпустилъ онъ ее и съ дѣтьми на три дня срокомъ, взявъ съ нея слово, что ни она, ни дѣти — ни словомъ, ни намекомъ не скажутъ, ни кто мужъ ея, ни какъ живетъ она… Обѣщала она, страшными клятвами обѣщалась… Мужъ провожалъ ее до гребли… Черезъ три дня, наставлялъ онъ ее, — приходи на это же мѣсто и три раза "куконъ" скажи: я за вами сейчасъ выплыву!…
— Ну, и не выдержалъ женскій язычекъ, выдала она тайну? съ ребяческимъ любопытствомъ допрашивалъ Пужбольскій.
— И совсѣмъ не она, — не правда ваша! передразнила его Марина. — Отъ нея самой ничего не узнали подруги… А за дѣтей ея принялись, просьбами да улащиваніями… Мальчикъ хоть и моложе былъ сестры, да поумнѣе, на всѣ эти спросы отвѣчалъ однимъ словомъ: не знаю!… А дѣвочка не выдержала — разсказала все… Только и нужно было того злымъ завистницамъ тараторкамъ, — побѣжали онѣ къ мужьямъ, братьямъ, и передали имъ все…
— А тѣ, прервалъ, угадывая конецъ, Пужбольскій, — а тѣ сейчасъ на греблю, завѣтное слово сказали, ужъ изъ-подъ гребла вылѣзъ…