— Въ самомъ дѣлѣ, вы думали? съ неподражаемымъ оттѣнкомъ ироніи протянула княгиня, едва замѣтно поворачивая голову въ сторону мужа.- Eh bien vous n'êtes pas heureux pour vôtre début! еще тише примолвила она и поднялась съ мѣста. — Костеръ вашъ гаснетъ, и сыро становится, улыбнулась она Іосифу Козьмичу и, взглянувъ на Пужбольскаго:- vous me donnerez le bras, Alexandre…
— Домой пора, въ самомъ дѣлѣ! поспѣшно всталъ и Завалевскій.
Подавляющая, свинцовая тяжесть словно лежала у него на плечахъ все это время. Встать, перемѣнить мѣсто, пройтись — представлялось ему какимъ-то спасеніемъ. Къ чему она здѣсь? пронеслось въ. его мысли. Чего ей еще нужно? И когда же наконецъ отрѣшится онъ отъ того страннаго чувства! Онъ не свободенъ, онъ до сихъ поръ точно подчиненъ ей, онъ это чувствуетъ, и сбросить не можетъ! Какая темная сила служитъ ей и даетъ ей это обаяніе?… А эта бѣдная дѣвочка? что сдѣлалось съ нею вдругъ?
Недавніе образы мелькали предъ нимъ: рѣчная гладь, поросшая водяными лиліями, тѣнь камышей, и эта дѣвочка съ распущенными волосами… ему слышался ея молодой, проницающій голосъ, въ перерывахъ соловьиной пѣсни… что сдѣлалось съ нею? думалъ онъ опять. Онъ безпокойно искалъ ее глазами.
Но ея уже не было, — и Пужбольскій, завоеванный княгинею Солнцевой въ ту самую минуту, когда онъ собирался подойти въ Маринѣ, одинъ успѣлъ замѣтить, въ великому своему горю, какъ, воспользовавшись общимъ движеніемъ, вскинулась она съ мѣста и исчезла за липами, и на мгновеніе въ погасающемъ пламени костра блеснули подъ низкими вѣтвями золотыя тесьмы на ея долманѣ.
"Ее ужь не увидишь сегодня!" говорилъ себѣ тоскливо князь, ведя подъ руку къ дому молчаливую Дину и прибирая въ головѣ всякія проклятья по ея адресу…
Нѣтъ, не увидишь!… Марина добѣжала до своей комнаты, кинулась къ окну, закрыла его на задвижки, спустила стору, заперла дверь на ключъ, и одна, въ темнотѣ, добравшись ощупью до кровати, опустилась на полъ, на подушку, на которой спалъ обыкновенно пріятель ея Каро, и, схватившись обѣими руками за голову, разрыдалась жгучими, бѣшеными слезами…
Черезъ часъ времени послышались въ сосѣдней комнатѣ тяжелые и спѣшные шаги, — и въ дверь ея постучалась нетерпѣливая рука.
— Марина! раздался голосъ Іосифа Козьмича.
Она не отвѣчала.
— Марина, спишь ты, что-ли? крикнулъ онъ снова, стуча замкомъ.
— Чего вамъ?
— Да ты никакъ съ ума сошла, матушка?
— Сошла! отозвалась она злобно. — Оставьте меня въ покоѣ!
— Мнѣ переговорить съ тобой нужно. Отвори, коли не спишь…
— Не отворю. Оставьте меня, говорю вамъ! кричала уже она…
Онъ зналъ, что съ нею не совладать въ часы упрямства.
— Ты меня просто срамишь, Марина, заговорилъ онъ тише. — Княгиня такъ внимательна была въ тебѣ, а ты съ чего вдругъ вздумала "реальность" свою ей выказывать?… Княгиня и сейчасъ про тебя спрашивала, началъ онъ снова, не дождавшись отвѣта. — И всѣ тамъ безъ тебя осовѣлые какіе-то сидятъ, примолвилъ онъ уже почти ласково, — ты бы къ ужину пришла?…
— Не пойду! отрѣзала Марина.
Іосифъ Козьмичъ посопѣлъ, посопѣлъ за дверями…
— Вѣдь это же капризъ одинъ твой, пробурчалъ онъ.
— Ну, и капризъ!… Скучно имъ, пусть скучаютъ, я имъ не забавница!…
— "Гордая!… Вся въ меня!" утѣшалъ себя господинъ Самойленко и, громко вздохнувъ, — впрочемъ уже болѣе для очистки совѣсти, — отошелъ отъ двери.
Іосифъ Козьмичъ не лгалъ впрочемъ; вслѣдствіе-ли отсутствія Марины, или, просто, устали всѣ, но собравшееся въ библіотекѣ общество глядѣло дѣйствительно "осовѣлымъ". Сконфуженный женою Солнцевъ молчалъ какъ рыба; Пужбольскій былъ золъ и мычалъ про себя какіе-то итальянскіе стихи; княгиня перекидывалась съ Завалевскимъ не интересными ни для одного изъ нихъ рѣчами о прусской политикѣ и о безпорядкахъ на русскихъ желѣзныхъ дорогахъ. Въ десять часовъ, послѣ ужина, за которымъ почти никто ничего не ѣлъ, всѣ отправились по своимъ комнатамъ.
XI
— Ахъ, якая-жь вы нехорошая сегодня, барышня! замѣтила прислуживавшая Маринѣ дѣвочка изъ крестьянокъ, вошедшая, по обыкновенію, будить ее въ семь часовъ утра и заставшая ее въ постели, съ закинутыми за голову руками, съ устремленными въ потолокъ мутными и покраснѣвшими отъ безсонной ночи глазами.
Почти безсознательно схватила Марина стоявшее на туалетномъ ея столикѣ, подлѣ кровати, небольшое складное зеркало изъ несесера, наслѣдованнаго ею отъ покойной г-жи Самойленковой, взглянулась, покраснѣла и тутъ же кинула обратно зеркало на столъ… Ей стало вдругъ ужасно стыдно предъ собою и за мелкое чувство, толкнувшее ея руку въ зеркалу, и за ту дрянность женской натуры, о которой свидѣтельствовали ей и эти темные круги подъ ея глазами, и желтизна кожи, и сухія, растрескавшіяся губы…