Она отвѣчала не сейчасъ:
— Повторять скучно: объ этомъ не разъ говорено было между нами, кажется.
Говорено было не разъ, — но никогда такъ мало, какъ теперь, не былъ расположенъ Завалевскій выносить эти знакомые упреки. Какимъ-то страннымъ раздраженіемъ отзывалось въ немъ, въ продолженіе всего этого разговора, эхо собственной его мысли въ устахъ Дины.
— Ничего нѣтъ легче посему, отвѣчалъ онъ ей, стараясь придать шутливый тонъ своимъ словамъ, — ничего нѣтъ легче, какъ не касаться уже никогда болѣе этого предмета.
Она вѣроятно разсчитывала на другое впечатлѣніе: нервное содроганіе пробѣжало у нея по щекѣ. Но она не обернулась, не двинула ни однимъ членомъ, — она продолжала пристально глядѣть въ окно.
Прошло нѣсколько минутъ молчанія.
— Она въ самомъ дѣлѣ хороша, какъ нимфа лѣсная! воскликнула вдругъ Дина.
— Кто такая? спросилъ почему-то графъ.
Онъ зналъ, о комъ рѣчь, онъ видѣлъ самъ, онъ сидѣлъ тутъ же у окна и, обернувшись на слова княгини, замѣтилъ Марину, проходившую по направленію своего флигеля. Онъ ласково закивалъ ей, но она не видѣла, не замѣтила. Она видѣла только Дину, у того же окна, рядомъ съ нимъ, и, низко опустивъ голову подъ широкою шляпой, пробѣжала въ свою дверь съ быстротою испуганнаго звѣрка.
— Что, она умна? оставляя безъ вниманія ненужный вопросъ Завалевскаго, спросила его княгиня.
— Милая дѣвушка! отвѣтилъ онъ серьезнымъ тономъ.
— D'éducation — point?
Онъ помолчалъ.
— Кто у насъ въ Россіи хорошо воспитанъ, разсѣянно проговорилъ онъ наконецъ, отвѣчая не ей, а своимъ собственнымъ размышленіямъ.
— Merciі! засмѣялась Дина, отошла отъ окна и заняла прежнее свое мѣсто въ креслѣ противъ графа.
— Ты долго думаешь пробыть здѣсь? молвила она, какъ бы лишь для того, чтобы сказать что-нибудь.
— Не знаю право… вотъ какъ удастся лѣсъ продать.
— А ты лѣсъ продаешь? тѣмъ же равнодушнымъ тономъ проговорила княгиня.
— Да… деньги нужны… для моего заведенія, какъ-то неохотно объяснилъ Завалевскій.
— A!… cela tient toujours? съ тончайшимъ какъ волосъ оттѣнкомъ ироніи проговорила она.
Но онъ былъ чутокъ на эти оттѣнки ея, — онъ поднялъ вѣки и взглянулъ на нее строго и пристально.
— Что же могло бы меня заставить измѣнить моей мысли? сказалъ онъ сухо.
Она невозмутимо выдержала его взглядъ; вопроса его какъ будто и не слыхала.
— Все по тому же плану? спросила она…
— По тому же…
Онъ всталъ и заходилъ по комнатѣ.
— Я тебѣ завидую, заговорила княгиня;- ты нашелъ дѣло, занятіе… ты будешь жить себѣ въ деревнѣ, - хотя годъ проживешь — безъ скуки, безъ тоски… Безъ этой адской моей тоски! такъ и вырвалось у нея…
Никогда еще столь искреннимъ и скорбнымъ звукомъ не звучалъ для Завалевскаго этотъ знакомый ему голосъ: ему вдругъ стало ужасно больно за нее.
— Поѣзжай въ Италію, сказалъ онъ, — меня искусство спасало…
Дина приподняла голову.
— Voue oubliez mon boulet de galérien? [20] язвительно проговорила она, какое съ нимъ искусство спасетъ!..
Невольная улыбка скользнула по устамъ графа.
— Оставь его въ Петербургѣ,- поѣзжай одна!
— Оставить его, — одного? Княгиня плечами повела. — Чтобы онъ въ мое отсутствіе и меня ужь самое проигралъ въ карты… если только нашлись бы еще охотники выиграть меня? съ невыразимою горечью улыбнулась она.
— Какъ, опять?… воскликнулъ Завалевскій, останавливаясь предъ ней.
— Онъ не переставалъ никогда… И знаешь — гадко!… Какъ пословица говоритъ: блудливъ какъ кошка, а трусливъ какъ заяцъ… таитъ, лжетъ, сбивается, — а затѣмъ слезы, раскаяніе, лизаніе рукъ… Odieux!…
— Долги? коротко сказалъ графъ, принимаясь опять ходить по комнатѣ.
— Само собою… На-дняхъ срокъ одному векселю, — я поручилась… и если я не найду денегъ въ деревнѣ, я и не знаю.
— Много?
— Пять тысячъ съ чѣмъ-то, пропустила она сквозь зубы — и отвернулась, какъ бы избѣгая встрѣчи съ его глазами.
Онъ походилъ, походилъ…
— Это, кажется, найдется, какимъ-то шепотомъ и еще старательнѣе, чѣмъ она, стараясь не глядѣть на нее, промолвилъ онъ, — сѣлъ въ столу и, потянувъ въ себѣ ящикъ, принялся шарить въ немъ нервно подергивавшимися пальцами.
— Пять… вотъ! не договорилъ онъ, выбрасывая на столъ пачки ассигнацій и быстро подымаясь съ мѣста, чтобы не видѣть, какъ возьметъ ихъ Дина.
Она сунула ихъ въ карманъ сухимъ, какъ бы гнѣвнымъ движеніемъ, отшатнулась въ спинку кресла и закрыла себѣ оба глаза рукою…
— Владиміръ, тихо промолвила она, — ты меня презирать долженъ!