Іосифъ Козьмичъ внезапнымъ оборотомъ сталъ стоймя предъ нимъ, весь багровый.
— Змѣю за пазухой выростилъ я, пропустилъ онъ сквозь спиравшееся отъ гнѣва горло, — оттуда идетъ, понимаешь?…
Верманъ не на шутку перепугался.
— Выпейте, выпейте, многоуважаемый! захлопоталъ онъ, наскоро наливая полный стаканъ воды и подавая ее пріятелю…
Тотъ выпилъ ее залпомъ и — судорожнымъ движеніемъ рванулъ съ себя галстукъ.
— Змѣю выростилъ! повторилъ онъ глухо.
— Никогда того быть не можетъ, не повѣрю, великодушно вступился "монополистъ", — чтобы такая благородная и образованная дѣвица какъ…
— А сегодня утромъ, перебилъ его господинъ Самойленко, — не слышалъ ты самъ, какъ она… Кто тамъ? крикнулъ онъ вдругъ на скрипъ осторожно отворявшейся изъ передней двери.
— Я… Осипъ, отвѣчалъ надтреснувшій голосъ — и въ дверь бочкомъ, сгорбясь, пролѣзла жабообразная фигура хромаго кузнеца:- приходить, сказывалъ Лаврентій, приказывали…
— Приходить! такъ и накинулся на него главноуправляющій, — драть тебя, такъ и то мало!…
— Что-жь драть-то! пробормоталъ кузнецъ, перебирая между пальцами свою неизбѣжную мѣховую шапку, — напрасно, за что драть-то!…
— Напрасно! подбѣжалъ къ нему съ поднятыми кулаками "потомокъ гетмановъ": — а колеса въ тарантасѣ моемъ ты смотрѣлъ?…
— Смотрѣлъ…
— Смотрѣлъ, подлецъ, а что хлябаютъ кругомъ шины, не видалъ?
— Новыя, извѣстно, — ссохлись, объяснялъ Осипъ, конфузливо опуская мѣшки своихъ вѣкъ на глаза.
Іосифъ Козьмичъ такъ и затопалъ на мѣстѣ.
— Такъ на это, распротоканалья ты эдакая, держу я тебя кузнецомъ, чтобы ты, ерепей мерзопакостный…
Голосъ Вермана прервалъ ругательства его на половинѣ.
— Гдѣ у васъ сигары, многоуважаемый? говорилъ онъ, — мои всѣ вышли…
— А вотъ сейчасъ… Погоди меня здѣсь, я съ тобой не кончилъ! крикнулъ кузнецу господинъ Самойленко и направился вслѣдъ за Верманомъ въ кабинетъ.
Дверь за ними затворилась; "хромой бѣсъ" остался одинъ…
Быстро наступалъ вечеръ. Кузнецъ все ждалъ… но дверь кабинета все такъ же оставалась затворенною… никто не звалъ его. Отмороженная нога его затекла, — онъ осторожно опустился на кончикъ ближайшаго въ передней стула, прикорнулъ головой въ притолкѣ и — тутъ же задремалъ…
Часы въ освѣщенной гостиной Іосифа Козьмича только-что отзвонили одиннадцать ударовъ, когда онъ съ Верманомъ вышли туда изъ полутемнаго кабинета, въ которомъ они до того времени переговаривались о неожиданномъ оборотѣ, принятомъ ихъ дѣломъ, и о средствахъ его поправить… Остаться ночевать въ Аломъ-Рогѣ "монополистъ" не согласился: ему, увѣрялъ онъ, необходимо было захватить въ городѣ одного пріятеля, который съ первымъ утреннимъ поѣздомъ собирался въ Харьковъ ѣхать, такъ что онъ его едва застать успѣетъ… Іосифъ Козьмичъ не настаивалъ…
Онъ проводилъ гостя до крыльца.
— Прощайте, до скораго свиданья, почтеннѣйшій другъ! говорилъ "монополистъ", усаживаясь въ свой экипажъ: — я увѣренъ, что, при вашемъ умѣ, все устроится въ лучшему по вашей фантазіи… Маринѣ Осиповнѣ мое почтеніе прошу засвидѣтельствовать, заключилъ онъ подъ звонъ бубенцевъ и грохотъ задвигавшихся колесъ…
— Я вотъ ей засвидѣтельствую! пробурчалъ господинъ
Самойленко, оставшись одинъ на крыльцѣ, - и медленными шагами поворотилъ назадъ.
Не успѣлъ онъ войти въ гостиную, какъ на порогѣ дверей, выходившихъ въ садъ, вырисовалась предъ нимъ стройная фигура Марины, вся свѣтлая на темномъ фонѣ сада…
Она увидѣла его, на мигъ остановилась въ дверяхъ и — вошла въ комнату, блѣдная и спокойная.
У Іосифа Козьмича даже губы задрожали…
— Откуда, сударыня? началъ онъ, едва сдерживаясь.
— Изъ саду, какъ видите…
Она опустилась въ кресло и сложила руки на колѣняхъ, какъ бы готовясь слушать… Лицо ея приняло выраженіе чего-то преднамѣреннаго и рѣшительнаго…
Онъ быстро прошелся по комнатѣ — и вдругъ остановился предъ ней.
— Что же вы цѣловались тамъ съ нимъ въ саду?…
Какъ отъ прикосновенія горячаго желѣза, вся вздрогнула Марина.
— Про кого это вы говорите?
— Про кого-жь, какъ не про графа вашего! злобно отрѣзалъ онъ ей въ отвѣтъ.
Она улыбнулась, — чего стоило ей эта улыбка!..
— Вы знаете, что это не можетъ быть;- къ чему же вы говорите? тихо вымолвила она, и руки ея упали снова на ея колѣни.
Господинъ Самойленко никакъ не ожидалъ этого спокойствія, — оно его еще болѣе раздражило.
— Я всего въ правѣ ожидать послѣ вашего пассажа! крикнулъ онъ на нее:- дерзости я еще могъ бы простить, — подлости никогда!..