Ужасъ все сильнѣе овладѣвалъ Мариной…
— Въ Сибирь хотѣлъ меня… убогимъ на вѣки сдѣлалъ… дьяволъ лысый!… Онъ приподнялся и опять упалъ на лавку, — винные пары снова подымались ему въ голову, глаза его налились кровью и блуждали свирѣпо кругомъ, какъ бы отыскивая предметъ ненависти его… А за что?.. Простилъ я ей… все простилъ… Богъ съ тобою! сказалъ ей, только ты напредки не подумай… смѣть не подумай съ нимъ возжатись… А онъ, гадюка [27], чтобъ ему, проклятому…
Въ эту минуту подъ самою кузней слышно раздался жалобный визгъ собаки, и въ оставшееся открытымъ, не высоко надъ землею прорѣзанное оконце однимъ прыжкомъ вскочилъ Каро — и съ неистовымъ лаемъ радости и тревоги кинулся въ госпожѣ своей. Онъ, видимо, давно, долго, отчаянно отыскивалъ ее повсюду…
— А чтобъ тебя, песъ анаѳемскій! заревѣлъ кузнецъ, подымая надъ головой тяжелую желѣзную полосу, попавшуюся ему, въ несчастію, подъ руку…
Каро, оскаливъ зубы, неустрашимо кинулся на него…
Не успѣла вскрикнуть Марина, какъ бѣдная собака, съ разможженнымъ черепомъ, лежала истекая кровью у ея ногъ.
— Каро, Каро… за что, за что убили вы его! съ безумнымъ рыданіемъ упала она наземь, охватывая руками содрогавшееся еще тѣло вѣрнаго друга…
— Убью!… И тебя… убью!… Кровь барскую изъ жилъ выпущу! не помня себя ринулся на нее пьяный…
— Убейте! приподымаясь на колѣняхъ, вскрикнула Марина, простирая въ нему молящія руки. Смерть, — о, какое блаженство было бы это для нея!…
Полоса съ грохотомъ шлепнулась изъ рукъ его оземь… Онъ зашатался и растерянно ухватился за стѣну…
— Не буду… не буду! вдругъ зарыдалъ онъ истерическимъ страшнымъ воплемъ, — тоди хотѣлъ… якъ въ люлькѣ лежала… съ Марьею… съ Марьей хотѣлъ, — обоимъ одна смерть!… Царство ей небесное, барыня покойница… съ рукъ вырвала… Чуръ его… синій, о-о, чортъ рогатый!… Огнемъ меня… огнемъ…
Онъ повалился на лавку въ судорожномъ припадкѣ.
Марина схватила съ печи бутылку съ огаркомъ — и выбѣжала въ кузню… Зачерпнувъ изъ кадки воды въ жбанъ, она принялась обливать ею голову кузнеца… Она не слыхала, какъ въ это самое время грохотали колеса подъѣзжавшаго экипажа, какъ вслѣдъ за тѣмъ нетерпѣливая и сильная рука застучала что есть мочи въ дверь кузни…
— Отворяй, отворяй сейчасъ! кричалъ въ окно, уже почти подъ самымъ ея ухомъ, чей-то — она въ первую минуту даже не была въ состояніи признать, чей это былъ угрожающій голосъ:- двери выломаю!..
Она выбѣжала, отомкнула…
— Гдѣ Марина? крикнулъ входя Іосифъ Козьмичъ, — онъ не замѣтилъ ее въ темнотѣ… Первымъ движеніемъ ея было кинуться отъ него прочь, въ горницу, къ отцу своему…
Этотъ ненавистный голосъ словно привелъ того въ чувство. Онъ сидѣлъ теперь на лавкѣ, низко опустивъ косматую голову, диво поводя кругомъ мутными глазами.
— Марина! крикнулъ съ порога, завидя ее, г. Самойленко, — ѣдемъ!..
— Куда? спросила она, не понимая.
— Со мной!… Не можешь же ты здѣсь оставаться… Онъ шагнулъ впередъ и чуть не упалъ, запнувшись за бездыханное тѣло бѣднаго Каро…
Онъ наклонился, узналъ:
— Это твоя работа? крикнулъ онъ бѣшенымъ голосомъ кузнецу.
— Моя, замоталъ тотъ головою:- и дочку хотѣлъ… и дочку!… Въ Сибирь посылай!…
— Онъ пьянъ? испуганно глянулъ на Марину Іосифъ Козьмичъ.
— Пьянъ! вызывающимъ тономъ повторилъ хромой: — пьянъ, посылай въ Сибирь!…
— Марина, заговорилъ опять т. Самойленко, — ты виновата предо мной… Я… я простить тебѣ готовъ… Но не здѣсь объ этомъ разсуждать намъ… ѣдемъ скорѣе!…
— Куда я отъ отца уѣду? сказала она.
— Онъ, онъ! возгласилъ Іосифъ Козьмичъ, насильно схватывая ее за руки, — не отецъ онъ, а убійца!… Онъ жену свою… твою мать, вотъ какъ эту собаку несчастную…
— Помилуй мя, помилуй, Господи! застоналъ вдругъ хромой.
— Я, съ глубоко захватывавшимъ его волненіемъ говорилъ между тѣмъ Іосифъ Козьмичъ, — я… ты должна это знать, я любилъ твою мать бѣдную…
— На сносяхъ ее за меня отдалъ! прошипѣлъ кузнецъ.
— Врешь ты, мерзавецъ, врешь! кинулся на него со сжатыми кулаками г. Самойленко: — не отдалъ бы я ее тебѣ на вѣрную смерть!… Сама она, сама… въ мое отсутствіе… Растерялась… скрыть… предъ барыней, предъ покойницей захотѣла… А онъ тутъ, жаба подлая, приставалъ въ ней давно… Она и пошла за него…
— Пошла… На то шла, чтобъ вѣрною быть…
— И была бъ она тебѣ вѣрная, аспидъ ты эдакой, потому душа у нея была ангельская!… Безъ меня все это было, Марина, безъ меня!… Жилъ я всю тогда зиму въ городѣ, ратниковъ сдавалъ… Не зналъ даже, что она замужъ вышла… побоялась она что-ли извѣстить меня… Только за меня покойница жена, по ея просьбѣ, попу обвѣнчать ихъ скорѣй приказала… какъ вернулся я, да узналъ, — она ужь и родила давно… Захотѣлъ я на младенца… на тебя поглядѣть! И всего-то я разъ, разъ одинъ, зашелъ въ ней, предъ самымъ отъѣздомъ опять въ городъ, — всего на три дня пріѣзжалъ я тогда домой… Зашелъ… когда его, мерзавца, дома не было, потому видѣть я его не могъ!… Зашелъ… благословить тебя хотѣлъ, двухмѣсячная была ты тогда, примолвилъ Іосифъ Козьмичъ какимъ-то сконфуженнымъ тономъ… Не успѣлъ я вернуться въ городъ, какъ получаю письмо отъ жены, что злодѣй этотъ въ тотъ самый день, какъ только выѣхалъ я, убилъ Машу до смерти…