А экзаменаторы опять долго шушукались, пожимали плечами, переглядывались, обсуждали.
Потом, как–то враз, все кончилось. Мы вышли за дверь вместе со студентами. Сначала я не видел Марину, потом наконец нашел… Она стояла рядом с Шарым, подняв на него сияющие глаза, и слушала его. Он был увлечен своим монологом, она же несколько неспокойна. Кого–то искала: не очень открыто, но искала, водила глазами по толпе. Наши взгляды встретились. И я понял, что она искала меня. Это было так неожиданно, что я не смел верить. Да какое дело ей до меня, если она из другого, не из моего, мира. Если с ней разговаривает сам Шарый, о чем она мечтала всю жизнь. Она как–то потянулась ко мне взглядом, я подошел, встал рядом, и она успокоилась,
— И никогда не забывал… — говорил Шарый, — но на съемках вы как–то не проявляли желания общаться со мной…
— Я стеснялась, я просто стеснялась… — счастливо
лепетала она.
— А я думал, вы обиделись…
— Обиделась на вас?
— На меня все обижаются. Это хороший тон. Считается, что я сильный и процветающий, а таких только и бить. И вас будут бить, будьте готовы к этому.
Вы сильная, вы очень сильная. Вам ничего не сойдет, ни одна ошибка, ни одна удача…
— О, я гляжу, вы наконец–то встретились? — к нам подошел этакий престарелый красавец гусар, несколько барственный и актерственный. А может, мне это показалось? Просто уж больно пренебрежительно он поглядел на меня.
— Здравствуйте, Василий Михалыч, — сказала Марина как–то стесненно.
Василий Михалыч, Василий Михалыч… Это не его ли она звала в бреду? Почему? Какое он имеет к ней отношение…
— Ну, сегодня ты наша гостья… У нас там будет такое… Сразу после изъявления воли высокой комиссии и двинем…
— Кузьмин, вы хотите в гости? — она смотрела на меня.
— Нет, не хочу, — хамски бросил я и тут же пожалел о своих словах.
— Мы… не можем, — извиняющимся тоном сказала она.
Я увидел, как у гусара вытянулось лицо. И даже какая–то тень боли мелькнула на нем.
— Да, понимаю, понимаю…. — буркнул он.
Но тут на него налетела бойкая некрасивая девица, затрещала–заверещала:
— А, Василий Михалыч! Сколько лет, сколько зим… Давно вы приехали?
— Здравствуйте, Алина, — сухо ответил он.
— Очень жаль, — сказал Шарый Марине, как–то театрально, напоказ сказал, — но если вы не поедете к Васе, то я тоже… Остальные меня мало интересуют, — и растворился, исчез.
— Смотрите–ка, а ведь это он меня испугался, — сказала разбитная Алина и захохотала.
Потом студентов позвали в аудиторию, а остальные бродили по залу, выходили курить к белой лестнице. Я поймал на себе несколько заинтересованных взглядов Алины и гусара Василия Михалыча. Рядом опять очутился Сакен.
— А ты кем работаешь? — свойски спросил он.
— К театру отношения не имею.
— И прекрасно. Сам подумай — зачем ей актер?
— Кому — ей? — схитрил я.
— Ну, Марине.,, Ты же к ней пришел? Уж не темни, пожалуйста, вижу…
Я глупо пожал плечами и почувствовал, что улыбаюсь. Радостно.
Студенты вышли из аудитории. Мне бросилось в глаза одно лицо — Жанна. Она была бледна, растерзана, но пыталась улыбаться. Вокруг нее была пустота. Все шли толпой, лишь она — одна. Я видел, как метнулась к ней Марина, что–то сказала, что–то услышала в ответ, отшатнулась, понуро подошла ко мне.
— Жанку отчислили, — тускло сказала она.
— Она вас обидела?
— Ах, не в этом дело… Надо же понимать, ей не до моих утешений…
Мы вышли на улицу. Я ждал, что теперь, без свидетелей, Марина переменится ко мне, но она смотрела без тени обычного раздражения.
— Из–за меня вы не пошли с товарищами, — сказал я.